— Самарин! — жестко предупредил капитан. — Полегче!
Самарин вздохнул. «Вряд ли он угомонится», — подумал капитан с безнадегой. Но кадета, похоже, смутить было трудно.
— Как вы уже поняли, на Земле выполняется программа перехвата звездных экспедиций на досветовиках. Мы пришли за вами, восьмая. Виктор Михайлович, я представляю ваши чувства, но поверьте: все обстоит совсем иначе, чем вы думаете. Конечно, полет «Форварда» будет прерван, потому что досветовики себя изжили и ломиться к Сальсапарелле еще двадцать лет нет никакого смысла. Я не знаю, чего вы ожидали первым делом — психологов или земных лидеров, — знаю только, что не меня вы ожидали увидеть и услышать, не курсанта-практиканта.
Незачем вам психологи, ничего страшного не произошло и не произойдет, мы все работаем и будем продолжать работать, каждый будет заниматься своим делом…
К удивлению капитана никто Тараса Вознюка не перебивал, даже Самарин. Все слушали. Затаив дыхание.
— И вы продолжите свое дело, просто немного поменялись условия. Только и всего. Поговорить, конечно, надо, и не следует воображать, что разговор предстоит особенно долгий. Но, полагаю, вы не станете возражать, если мы поговорим живьем? Гасите скорость до стыковочной, к вам сейчас подойдет «Февраль» — это парный звездолет, и «Форвардом» займутся специалисты-шаттехники, он свое отслужил. Вы погрузитесь на «Февраль», пройдете курс реабилитации и продолжите экспедицию. Все в порядке.
Тарас просто обязан был сейчас улыбнуться. И он улыбнулся.
— Простите, — переспросил Шапиро с легким недоумением. — Что значит — продолжим экспедицию? Нас что — не снимают? Мы еще на что-то годны по-вашему? Или на Земле все годы после нашего старта прогресс стоял на месте?
— Нет, не стоял, и наша встреча лучшее тому подтверждение. Решен вопрос межзвездных перелетов, как нетрудно догадаться. У Сальсапареллы будете через две недели, как раз реабилитацию успеете пройти. Техническую реабилитацию, вы ведь все специалисты и, соответственно, вам нужно скорректировать профессиональные навыки в свете современной науки. Современной нам. Надеюсь, вы понимаете, что наука с момента вашего старта несколько продвинулась?
— И что, кто-нибудь полагает, что нас можно переучить? — недоверчиво протянул Самарин. Яда в его голосе уже не было. Испарился. Остались удивление и некоторая растерянность.
— Не полагает, а точно знает. Методика отработана. А чтобы было понятнее, знайте: перед вами человек, который снял с трассы четыре звездных. Вы — пятые.
Тарас говорил не без гордости, но капитана мало интересовали достижения кадета. Другое его интересовало.
— Пятые? А кого уже сняли?
— Я снимал десятую, двадцать седьмую, тридцать седьмую и сорок четвертую.
— Десятую? Которую вел Харченко?
— Нет, — помотал головой Тарас. — Харченко вел двенадцатую. Спустя девять лет после вашего старта.
К тому моменту «Форвард» уже разогнался и утратил связь с Землей. Значит, что-то изменилось, и Харченко не попал в десятую. «Впрочем — о чем я? Отвлекаюсь…» — подумал капитан.
— А что, — осторожно поинтересовался Маврин. — Сальсапарелла еще не изучена?
Тарас помотал головой, так что рыжая его шевелюра заволновалась, как трава на ветру.
— Нет, конечно. Когда? Мы строим новые звездолеты всего четыре года, и первая программа, которую утвердили к выполнению в совете космогации, — это программа снятия звездных экспедиций с досветовых кораблей. К тому же на Земле не хватает космонавтов. Они все в космосе, в звездных. Я курсант, и первый выпуск в нашей школе только в этом году. Через пару месяцев. Собственно, я буду в первом выпуске, а сейчас у курсантов практика. Очень интересная практика!
Тарас расплылся в улыбке.
— И, кстати, — добавил он вскользь. — Никто не строил у Сальсапареллы искусственных планет, а в Вологде не создавал музея. И бюро Вечной Памяти у нас нет.
Восьмая звездная поражение замерла. Восьмая звездная затаила дыхание, так что стало отчетливо слышно тикание сильдокорректора. Семеро из восьмой звездной дружно поглядели на ошеломленного Самарина, а ошеломленный Самарин — на своих коллег.
А Тарас громко и заливисто расхохотался. И пояснил:
— Нет, не думайте, что мы научились читать мысли. Просто все космонавты очень любят эту книгу. И десятая, и двадцать седьмая, и сорок четвертая.
И мы ее тоже любим. Не слишком странно, правда ведь?
9–10 октября 1997 г. Москва
Александр Щеголев
ПИК ЖИЛИНА
Прощальные стихи на веере хотел я написать, в руке сломался он.
Басе, сын самурая
— Консервы, — с сожалением констатировал таможенник. — Зачем они вам?
— Странный вопрос, — улыбнулся я. — Угадайте с трех раз.
Он укоризненно взглянул мне в глаза, вздохнул и ничего не ответил. Мой чемодан лежал перед ним на столе. Крышка чемодана была откинута, незамысловатый багаж одинокого путешественника выставлен напоказ. Я ощутил легкое раздражение.
— Надеюсь, мясопродукты не подлежат у вас повсеместному изъятию?
— Нет, конечно, — снова вздохнул таможенник, взял тонкими длинными пальцами одну из пластиковых банок и принялся ее брезгливо разглядывать. — Вам, наверное, опытные люди посоветовали взять это с собой?
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и огляделся. Другие пассажиры, прибывшие тем же рейсом, свободно проходили через турникеты, не задерживаясь возле барьеров дольше обычного. Предъявить вещи к досмотру попросили меня одного.
— Вы тот самый Иван Жилин? — спросил он тогда меня в спину.
— В каком смысле «тот самый»?
— Вы указали в анкете, что по профессии писатель…
— Ах, вот из-за чего по отношению ко мне проявлена такая строгость.
— Честно говоря, да, — согласился таможенник, смутившись на секунду. — Я почему-то подумал, что вы — тот самый Жилин. Простите, если ошибся.
Понять, шутит он или нет, было непросто, поскольку взгляд его сосредоточенно шарил по моему чемодану, не участвуя в разговоре. Нормальный с виду парень, лет двадцати пяти. Форма очень шла его честному лицу, как и этот белый барьер, как и вся эта ситуация. Некоторые люди рождаются, чтобы быть стражниками, и ничего тут не поделаешь. Закончил училище, конечно, с отличием. И, конечно же, не пьет и не курит, и с девушками, надо полагать, у него тоже все в порядке. Вот только мясные консервы почему-то невзлюбил.
— Что же вы памятку невнимательно прочитали? — укоризненно спросил он, не поднимая глаз. — Алкоголь ввозить запрещено. Мне очень жаль.
