Тут одна из клешней обрушилась рядом, едва-едва миновав меня. Раздался звук разрываемой листвы — это чудище другой клешней раздирало растения, пытаясь разыскать свою жертву. Я вильнул влево, потом вправо, пытаясь сбить механический мозг со следа. Но меня все же заметили — загребущая рука просунулась сквозь листву и цапнула наугад воздух в десяти сантиметрах от моего левого уха.
Насекомые заголосили что было сил. Уши мои наполнились таким звуком, который не смог бы извлечь из инструмента самый никудышный трубач.
Я споткнулся о корень, опять вскочил на ноги и помчался что было сил. Клешня потянулась за мной — и вновь неудачно, а затем я вдруг обнаружил, что стою у лужайки, покрытой растительностью не выше моего ботинка. По форме эта лужайка напоминала звезду двадцати — тридцати метров в ширину. Когда я заметил это, мое сердце подпрыгнуло от радости, что уж здесь-то я побегу, а потом снова упало, ибо здесь наш Бармаглот заметит меня и не преминет "пылкнуть огнем" <Поскольку Майкл постоянно повторяет, что попал в кэрроловскпй мир Зазеркалья, я взяла на себя смелость иногда называть механического монстра Бармаглотом, "пылкаюшего огнем", чтобы было больше совпадений.>.
Однако менять планы было уже поздно — ноги сами вынесли меня на открытое место, но тут, стараясь изменить направление, я подвернул ногу и упал. Падая, я постарался перекатиться и определить, где же находилось чудовище; оно было здесь, оно возвышалось надо мной, его голова казалась крошечной, а лапы отыскивали точку опоры — укрепиться перед последним, роковым для меня выпадом.
Я видел, как повернулась и остановилась голова, как она уставилась на меня тремя неповрежденными глазами, как выдвинулся хоботок-ствол, как чудище отвело назад «руки», готовясь выбросить их вперед…
А затем монстр застыл, словно его свело какой-то механической судорогой, по его телу пробежала странная дрожь, а потом оно враз повалилось, словно нелепая, колоссальная кукла, у которой в один миг обрезали все нитки. Я закрыл лицо, когда оно падало, испугавшись, что оно свалится прямиком на меня и раздавит в лепешку, но его мерзкая голова грохнулась в метре от меня. Я поднялся и огляделся, чувствуя себя несколько по-дурацки.
На дальнем краю лужайки высился Мирлин с чем-то тонким и длинным, напоминающем базуку, на плече. Сюзарма Лир стояла рядом с ним, возмутительно аккуратная и подтянутая. В руке у нее все еще был автомат. Им-то она и поманила меня.
— Эй, Руссо, — крикнула она, перекрыв скрежет насекомых, — давай-ка выбираться отсюда побыстрее!
Я поднялся — грязный, оборванный, в кровавых пятнах, словно на меня наступили огромным ботинком, и захромал через лужайку. Опасность миновала, и весь адреналин — вместе с ней. Я ковылял, спотыкаясь, как пьянчужка, словно ноги были сделаны из резины. Вдруг я рухнул на землю, и затуманенный мозг еще успел подумать, что я, должно быть, потерял порядочно крови.
Мирлин сделал три исполинских шага и подобрал меня, словно тряпичную куклу. Перебросив меня через плечо, он пустился бежать.
Безумно радуясь, что кто-то взял на себя заботу о моем измочаленном теле, я с благодарностью потерял сознание.
Глава 6
На меня сразу же навалился сон. Именно так я воспринял то, что произошло следом. Словно кто-то во мне рос и развивался по собственным законам и ждал, пока то, что составляет мое «я», ослабит бдительность. Когда я потерял сознание, я словно провалился в огромный холодный пруд темноты. Он всосал, пожрал меня, умял, словно механический монстр-богомол. Ощущение падения длилось недолго, и не было резкой остановки <Здесь снова можно усмотреть аналогии с Алисой Л.Кэррола, на этот раз — с "Алисой в стране чудес", с тем, как она упала в кроличью нору, где была и банка с джемом, и внезапное падение на кучу листьев.>, но внезапно я обнаружил себя стоящим посреди бесконечной равнины, посреди простора столь же невыразительного, как и поверхность Асгарда. В небе ярко светили звезды, и я знал, что дует холодный ветер, хотя я не ощущал его, словно он дул сквозь меня.
Я смотрел на себя и не удивлялся, что стал призраком — бледным, тускло мерцающим, прозрачным Нечто. Мои призрачные формы были облачены в призрачную же тунику в древнегреческом стиле. Но ткань ее была порвана и запятнана кровью, и я знал, что был смертельно ранен неким яростным острием — мечом или копьем.
И я был мертв и ждал своего путешествия в Подземный мир.
И меня вышли встречать — на огромной, черной как ночь крылатой лошади через все небо летела женщина, женщина в доспехах. Ее волосы были светлы, а лицо бескровно, и я не мог разобрать цвета ее пронзительных глаз, не мог сказать — были ли они голубыми. И я знал — что-то здесь не так, знал, что это видение было чуждым, словно появилась валькирия, пришедшая за павшим викингом, чтобы отнести его в Валгаллу, а я был убит в осажденной Трое, и мне был уготован совсем другой рай.
Когда это порождение ночи, эта черная кобылица, этот мрачный кошмар встал на землю рядом со мной, а всадница протянула крепкую руку, чтобы помочь мне сесть верхом, я протестующе поднял свою руку, словно предлагая ей улетать прочь, но она сгребла мою руку и легко, без усилий, словно я ничего не весил, усадила меня в седло позади себя.
Мне не удалось воспротивиться вслух, потому что исполинское создание устремилось в небо, унося нас в звездную ночь, где мы внезапно стали такими огромными, что звезды казались лишь снежинками, летящими по воле холодного ветра.
Я смотрел вниз и думал, что сейчас закружится голова, но не ощутил высоты. Я словно был Всевидящим оком, которое замечает любую тварь земную. Я увидел то, что считал великим миром людей и что на деле оказалось не только крошечной Землей да горсткой микромиров, а чем-то необъятным, неизмеримым, растущим по мере того как я смотрел и тщетно пытался постичь бесконечность вечности. Необъяснимо, но эта нерасчетливая безграничность совсем не тронула меня. И пока я смотрел, крылатая лошадь взлетела над самой границей космоса, и знаки перемен отозвались во мне приступами беспокойства и страха.
Несмотря на безграничность того, что окружало нас, не было ни единой малости, ускользнувшей от моего понимания — я мог бы видеть, как рождается воробышек, если бы меня не занимали другие вещи, если бы они не поглощали все мое внимание.
Я видел землю, содрогающуюся от поступи огромного голодного волка, ведущего стаю неясных, чудовищных теней на кровавую тризну.
Я видел мир — огромное искривленное дерево, искореженное паразитами, которые выели его изнутри, отняв у него жизнь, иссушив его листву и осыпав его многочисленные плоды.
