Спящий снова издал тихий стон. Глаз Императора раскрылся внутри его лба и огляделся. Он увидел Солнце и, не мигая, уставился на него.
«Чего тебе?»
Солнце высокомерно промолчало.
«Где я?»
Никто не ответил. Глаз закрылся.
— Распределяемся так: Эдна дежурит у канистр с водой. Поисковые пары такие: Аарон с Заннатом. Фарид с Амандой…
— Я не согласна! — тут же заупрямилась Аманда, недовольная тем, что профессор поставил её в одну пару с Гесером.
— Послушай, Аманда, — ухмыльнулся Боб Мелкович. — В конце концов, это не семейная жизнь.
Студенты начали переругиваться и спорить, кто с кем не пойдёт.
— А можно мне пойти с Вилли? — трогательно попросил Маркус.
— Да пожалуйста! — поразился подобному смирению профессор Кондор.
Наконец, кое-как все распределились. Боб Мелкович всеми хитростями увязался за Нэнси. Маргарет избрала своим спутником Аарона Коэна. Рыжая Аманда предпочла пойти с Фальконе, чтобы не вызвать ревнивый гнев Алисии. Беспечный Красавчик не возражал против веснушчатой отличницы Алисии Морешо. Конечно, есть и более симпатичные особы, но связываться с ними небезопасно.
Итак, все распределились, на месте остались только Фарид Гесер и Калвин Рушер. Никто не пожелал пойти с одним из них в паре. Они окинули друг друга уничтожающими взглядами: ни дать, ни взять, две змеи перед боем.
Эти двое всегда представляли собой уморительное зрелище. Оба невысоки ростом, даже похожи во многом — во всяком случае оба были брюнетами. Но, у Фарида Гесера был большой горбатый арабский нос — отцовское наследие — а характером он напоминал брюзгливую старуху. Вечно всем недоволен и на всё обижен. Фарид полагал, что все — абсолютно все! — его несправедливо затирают. Это состояние язвительный Коэн называл «а я бедный, несчастный сирота!», за что Фарид его искренне не любил.
Калвина Рушера отличали от приятеля более мелкие и правильные черты лица. Но, злопамятностью он значительно превосходил Фарида. Оба были убеждёнными антисемитами. Профессор очень умно поселил их в одной палатке, тем самым замкнув агрессию внутри этой пары — приятели непрерывно грызлись по любому поводу.
Профессор Кондор всем задал направление, строго-настрого наказал быть осторожными и в случае чего немедленно бежать в лагерь. Все отправлялись на поиски пропавшего Берелли. Спит где-нибудь, пьянчуга непутёвый! Может, даже ногу поломал.
* * *
— Ты нарочно отправился со мной? — с подозрением спросил Вилли.
— Нет, просто из всех прочих я предпочитаю находиться в твоём обществе. — прямодушно признался проводник. Маркус вообще был человеком непоследовательным, поэтому Вилли не слишком удивлялся его поступкам. Они двигались на юго-восток, навстречу утреннему солнцу.
— Ты заметил, аборигены сегодня не пришли? — возобновил Вилли разговор.
— Я сам абориген, — чопорно ответил Маркус.
Вилли досадливо прикусил язык. Он уже привык к тёмной коже Маркуса. Тот, хотя и не так чёрен, как жители Стамуэна — сказывается разбавленная кровь — но всё же достаточно тёмен. Но, его безукоризненный язык заставлял постоянно забывать о том, что Джок не европеец.
— Сколько тебе лет, Маркус?
— Вроде, тридцать пять. Я вообще-то не считал. А что?
— Мне девятнадцать, а ты разговариваешь со мной, как с равным по возрасту.
— Не знаю, что тебе показалось странным. С кем-то другим вообще невозможно разговаривать, а с кем-то интересно. Твои однокурсники большей частью очень ограниченные люди. А с профессором у меня явно не складываются отношения.
— Я не это хотел спросить, — признался Вилли.
Маркус ждал.
— Шаария — это колдунья?
Вилли почти не сомневался в ответе.
— Вот уж нет. Шаария — это отверженная.
Это было неожиданно. Судя по всему, старуха в Стамуэне имеет непререкаемую власть.
— Шаария, — продолжал меж тем Маркус, равномерно переступая своими длинными худыми ногами, — это отказавшаяся от миссии Лгуннат. Лгуннат — не имя, это посвящение местному религиозному культу. Имени шаарии, а тем более Лгуннат, никто не знает. Это чрезвычайно редкий культ, сохранившийся только здесь. И мне об этом известно едва ли больше, чем тебе. Видишь ли, хоть я и в родстве с ними, но считаюсь нечистым, поскольку много времени провожу среди чужих. К тому же, я — полукровка.
— В чём состоит этот культ?
— Трудно сказать. Надо знать их мифологию. Их религия произошла от выродившегося племени додонов. Согласно мифу, от додонов пошли все земные племена. Так сказать, прародители. Вот почему жители Стамуэна тщательно избегают влияния любых культур. Они верят, что их тёмный повелитель однажды вернётся со звёзд и заберёт их с собой. Тогда они переродятся, станут прекрасными и будут жить в вечном изобилии. А тут они задержались лишь на время — между вечностью и вечностью. Хорошая сказка, правда? Таких мифов сколько угодно и у других народов. Чем более ветшает племя, тем более величественное прошлое они себе придумывают. Вот и тут местный вариант Адама и Евы. Культ пророчицы Лгуннат имеет своего владыку — Императора Мёртвых. Время от времени Император просыпается и принимает жертву. А вот что это такое — понятия не имею. Это станет ясно только Избранному. Молись, чтобы тебя не избрали.
— Может, Берелли как раз и избрали?
— Кто его знает, — мрачно ответил проводник.
— А, может, его лев сожрал? — предположил Вилли, вспомнив ночное рыканье.
— Я бы предпочёл быть сожранным львом, лишь бы не стать Избранным. — буркнул Маркус, — Смотри-ка, что там?!
Довольно далеко, меж редкими чахлыми кустиками, виднелось что-то непонятное, похожее на цветные пятна. Оба поисковика припустили бегом. Лишь подойдя совсем близко, они увидели, что на песке разбросана одежда. Бежевые коттоновые брюки и кирпичного цвета рубашка — так был одет Франко Берелли в тот последний день, когда его видели в лагере.
Экспедитор был полным человеком: потливым, неаккуратным, с отечным лицом. Он злоупотреблял пивом и сигаретами. Даже непонятно: почему такой требовательный руководитель, как Кондор, терпит такого сотрудника. Впрочем, работу свою Берелли знал. И вот теперь Вилли смотрит на эту грязную одежду и не понимает, что в ней кажется столь странным.
Небрезгливый Маркус поднял и расправил рубашку, и тут стало заметно, что она застёгнута на пуговицы. Именно так Франко носил её: рукава закатаны, полы — навыпуск, чтобы скрыть пивное брюхо. Но, ещё диковиннее выглядели брюки. Они тоже были застёгнуты и ремень затянут. Такое впечатление, что Берелли обратился в голубя и выскользнул из собственной одежды.
