- Радиация за бортом порядка тысячи рентген, - сказал Герлах озабоченно. - Это на пределе возможности скафандров.
- Придется подстраховаться биохимией, - сказал Зоров. Сдвинув пластину, защищавшую миниатюрную панель на браслете управления, он нажал несколько кнопок. Тут же ко рту Зорова приблизился блестящий гибкий шланг, из небольшого раструба на его конце точно на язык выпала продолговатая ярко-зеленая капсула. Эту же операцию проделали Климов к Ахава.
- Держите с нами постоянную связь, - попросил Герлах, напутствуя разведчиков крепкими хлопками по спине. - Не молчите, рассказывайте все, что видите.
- Обязательно! - сказал Зоров. - Причем в этом гораздо больше смысла, чем может показаться на первый взгляд. В нашем походе мы можем столкнуться с чем угодно. Поэтому лишь совпадение информации по всем трем каналам - я имею в виду, во-первых, наши индивидуальные телекамеры, во-вторых, трансляция показаний наших Индикаторов Жизни и, наконец, наша устная информация - может дать гарантию, что с нами все в порядке. Готовы? - Он оценивающее оглядел Климова и Ахаву. В скафандрах, с тяжелыми лазерами на груди, они выглядели весьма внушительно.
- Готовы, командир! - В один голос откликнулись разведчики.
- Пошли! - Зоров махнул рукой.
Переходной тамбур бота был настолько тесен, что три человека в скафандрах едва-едва помещались в нем. Несколько томительных, долгих секунд ожидания... Наконец открылся наружный люк, легкая лесенка соскользнула вниз... Секунды стайкой спринтеров рванулись вперед, и вот уже разведчики очутились на земле. Или на Земле. И то, и другое верно.
...Дул сильный, почти ураганный ветер, взметая бурые тучи пыли и песка. В мятущейся мгле над головой едва угадывалось низко просевшее небо; облака неслись бешеным потоком, чтобы тысячами ниагар обрушиться за невидимый горизонт. Осмотревшись, Зоров достал из поясной сумки "планшетку" замечательный и незаменимый для разведчиков прибор, заменявший и карту, и компас. На экране размером с тетрадный лист высвечивалась в любом заданном масштабе карта местности, где указывалось местонахождение разведчиков, базового корабля и объекта исследования.
- Мы сейчас вот здесь, - показал Зоров. - Поскольку бот рядом, на экране наши изображения пока слиты. А вот искомый объект. По прямой до него чуть меньше трех километров.
- А что это за окружности красного цвета вокруг объекта? - спросил Ахава.
- Эквилинии уровней радиоактивного заражения местности. Они в самом деле представляют собой почти правильные концентрические окружности, центр которых совпадает с объектом. Кстати, еще одна загадка: в самом центре, где радиация, казалось бы, должна быть максимальной, она резко падает. Расположение взрывных воронок - вот этих оранжевых точек - тоже наталкивает на мысль, что некий объект подвергся массированному ракетному обстрелу как с обычными, так и с ядерными боеголовками.
- Но интравизионная съемка не зафиксировала никакого объекта! возразил Климов. - Обычная пустыня, даже камней нет.
- В этом нам предстоит убедиться. Только после того, как мы там побываем, будем делать выводы.
- Внимание! - В наушниках послышалась скороговорка Герлаха. Неидентифицируемый объект в виде шара диаметром сорок пять метров движется на высоте сто двадцать метров прямо на нас! Веду объект носовой пушкой.
Темно-фиолетовый, почти черный шар неспешно материализовался из песчаной мути. Он двигался строго прямолинейно и совершенно, беззвучно со скоростью около ста километров в час; у Зорова появилось ощущение отстраненности, нездешности шара, словно проецировался он откуда-то из другого измерения, неподвластный ни земной гравитации, ни могучим порывам ветра. Но, конечно, объект был вполне материален: Зоров видел, как вихрился песок, обтекая шар, и едва уловимый флуоресцирующий след тянулся за ним. Климов и Ахава вскинули лазеры на изготовку.
- Отставить, - негромко сказал Зоров. Ему вдруг почудилось, что ветерок ласковой прохладой коснулся его лица, серебристыми колокольчиками отозвалась в душе далекая нежная музыка.
- Опять... Черт!..
Хрип Корнуэйна дисгармонией ворвался в наушники. Шар окутался тончайшим радужным ореолом, будто оказался внутри огромного мыльного пузыря... И тогда на Зорова впервые накатило ЭТО. Что ЭТО было? Галлюцинация, бред, сон наяву, результат воздействия какого-то наведенного излучения? Вопросы эти мучили Зорова долго, аж до момента Великого Прозрения.
...Он ощутил себя на чужой, неизвестной планете. Восприятие окружающего мира странно раздваивалось: он видел его как бы со стороны, глазами постороннего наблюдателя, и в то же время он жил в этом мире, ибо звали его Рэлл, и был он бойцом элитарного войскового образования, именуемого Голубой Гвардией. В ряды Гвардии он попал по священному призыву Его императорского величества благодаря высокому росту и большой физической силе и вопреки тому, что был в душе поэтом и философом. Открыто заниматься поэзией и философией он, увы, не мог: поэтов отправляли на рудники, а философов просто вешали. Так, ненавидя войну, он вынужден был воевать; разум и тело подчинились неизбежности, и только дух мятежно порывался прочь из адских тисков действительности... Все это, впрочем, Зоров "вспомнил" гораздо позже, когда наваждение кончилось. (Самой, пожалуй, большой странностью этих видений была "остаточная память": у Зорова как бы оставалась частица памяти существ, во внутренний мир которых он на какое-то время проникал; он мог копаться в этом кусочке памяти, извлекая то или иное событие, - казалось бы, классический случай конфабуляции; впрочем, Зоров всегда был уверен, что это не так, и загадка эта имеет другое объяснение.) А в тот момент он мог только ВИДЕТЬ и ОЩУЩАТЬ. Равнина, сколько хватало глаз, была выжжена напалмом и укрыта буровато-серым, местами еще дымящимся пеплом. То здесь, то там валялись обуглившиеся, исковерканные бронетранспортеры и самоходки повстанцев, кое-где попадались слоноподобные нейтронные излучатели, будто в немом реве задравшие раструбы-хоботы к рыжему, точно поржавевшему небу; встречались и отсвечивающие ртутным блеском покореженные остатки решетчатых конструкций генераторов гравитационной защиты. Почерневшая от недавно бушевавшего огня, вся в трещинах и воронках, узкая бетонная дорога прорезала холмы, теряясь в застилавшем перспективу дыму. По дороге, огибая воронки и перепрыгивая трещины, двигался бронепаук с эмблемой скрещенных голубых молний. Командирский люк был открыт, и Рыжий Кот, осматриваясь, злорадно скалился и довольно щурил глаза. С каждой минутой движение машины становилось все более затруднительным. Количество единиц самой разной техники, всех этих колесных, гусеничных, ползающих, прыгающих, летающих и прочих смертоносных, предназначенных для разрушения и теперь самих разрушенных машин у обочин и на самой дороге увеличивалось. Все указывало на то, что бронепаук Голубой Гвардии приближался к центру железного побоища. Наконец, обогнув опрокинутую ракетную установку с вывороченными внутренностями из обгорелого металла и пластмассы, бронепаук остановился. Впереди, проступая из дыма, виднелось приземистое конусообразное здание.
