Впереди, мимо светлого пятна уличного фонаря проскользнула чья-то тень и скрылась в темноте здания.
Гарден пошел на мысочках, высоко поднимая колени, как спринтер. Постукивание, эхо других шагов прекратилось. Гарден побежал вперед, в круг света. Справа что-то царапнуло по асфальту, словно кто-то переступил с ноги на ногу. Он повернулся налево — к проезжей части улицы, спиной к пятну света. Лезвие звукового ножа готово было вспороть темноту перед ним.
— Не купите ли девушке выпивку?
Тот же голос! Те же слова! Сэнди сказала их той первой ночью, четыре года назад, когда вошла в гостиницу «Оулд Гринвич» в Стамфорде.
— Сэнди?
— Ты не ожидал меня, Том? Ты же знаешь, я не могу быть далеко от тебя.
— Зачем ты пряталась? — Гарден поднял правую руку, сделав вид, что защищает глаза, и незаметно спрятал нож во внутренний карман.
— А почему прятался ты, Том?
— У меня была пара плохих недель. Выйди вперед. Дай мне посмотреть на тебя.
В ответ она засмеялась. И вышла из тени: грациозная, с прекрасными формами, гибкими движениями и спокойными глазами. Тонкая пленка дождевика облегала ее, словно сари. Поверхность его отсвечивала всеми цветами радуги в такт дыханию. Под ним было вечернее платье из искусственного шелка, оставлявшее обнаженными плечи. То же самое, что и тогда, четыре года назад. Том вздохнул.
— Ты действительно помнишь?
— Конечно… Но почему сейчас?
— Я такая глупая. — Улыбка. — Я испугалась, Том. Испугалась твоих снов. Они были такие… такие странные и завораживающие. Я была нужна тебе именно из-за них, а я только и могла думать о том, что ты ускользаешь куда-то и я не могу последовать за тобой. Я прекратила наши отношения, но мир оказался без тебя пуст и холоден.
Она говорила, наклонив голову вперед. Это скрывало ее глаза. Гарден вспомнил, что Сэнди не умела лгать ему, глядя в глаза, какой бы эта ложь ни была — от «В химчистке нечаянно испортили твой ужасный желтый пиджак» до «Я не знаю, куда подевался "Ролекс", что подарила тебе мисс Уимс». Сэнди всегда лгала ему, наклонив голову и рассматривая свои туфли. Она поднимала глаза только тогда, когда думала, что он поверил ей.
— Что ты хочешь, Сэнди? — мягко спросил он.
— Быть с тобой. Делить с тобой все. — Она глянула на него, но ее глаза были скрыты тенью век от падающего сверху света. Казалось, они вспыхивали каким-то тайным триумфом.
— Хорошо, — сказал он. — Хочешь есть?
— Да.
— Я знаю место, где завтракают ловцы крабов перед выходом в море. Там можно получить приличный кофе и блюдо бисквитов.
— Покорми меня, Том.
Она подошла к нему через кольцо света. Руки с длинными тонкими пальцами и красивыми ногтями, покрытыми рубиновым лаком, обняли его. Ее тело прильнуло к нему. Кончик языка раздвинул его губы в поцелуе. Как всегда.
И старые, и юные умрут,
Чредой уйдут, побыв недолго тут.
Нам этот мир дается не навеки,
Уйдем и мы, и те, кто вслед придут.
Омар Хайям
Старец ухватил уголек корня терновника стальными щипцами и прикоснулся им к куску смолы в своей чаше. Смола задымилась. Он быстро направил едкий дым через смесь воды и вина в кальян, чтобы очистить его, и только потом затянулся.
Стены комнаты стремительно понеслись ему навстречу, словно внезапный конец долгого падения. Дым успокоил боль в суставах и пульсацию в старых шрамах, он поплыл на подушках, не чувствуя тела. Усмешка кривила его губы, пока они не сложились буквой «О».
Глаза закрылись.
Золотые гурии, одетые в дым, гладили холодными пальцами лоб и бороду. Другие массировали его конечности и расслабленный живот.
Где-то струились фонтаны, разговаривая с шейхом Синаном звонкими голосами. Голоса шептали ему о плодах размером с кулак и спелых, как грудь девушки. Колыхались широкие листья, навевая прохладу и грезы о ласках. Сок этих плодов…
Холодный ветер коснулся лица Старца, осушив пленку пота.
Колыхнулся закрывающий вход ковер, чьи-то пальцы сжали гладкую ткань на его груди, дернули за белые волосы.
— Проснись, Старец!
Веки шейха Рашида эд-Дина Синана распахнулись. Черные глаза юного Хасана уставились на него. Он был самым молодым из гашишиинов, совсем недавно прошедшим обряд посвящения. Но он уже успел завоевать авторитет и напрямую разговаривал с самим Синаном. Словно само его имя, такое же как у Хасана ас-Сабаха, давно умершего основателя Ордена ассасинов, давало ему такое право, на которое он не мог претендовать ни по возрасту, ни по положению.
— Что тебе нужно? — спросил Синан дрожащим голосом.
— Я хочу, чтобы ты пробудился во всеоружии своей мудрости.
— Зачем? Что случилось?
— Христиане у ворот.
— Много христиан? И ты разбудил меня только из-за этого?
— Похоже, они не собираются убираться. Они стали лагерем, будто для осады.
— Опять надоедают своими требованиями?
— Как обычно: чтобы мы вышли и сражались.
— Тогда зачем же ты разбудил меня?
— С ними тамплиеры.
— А! Под предводительством брата Жерара, ты полагаешь?
— Нет, насколько я мог видеть.
— Так, значит, ты смотрел только со стен.
— Это правда. — Молодой человек был близок к замешательству.
Голос шейха Синана приобрел твердость.
— Ступай и посмотри вблизи, и лишь потом зови меня из Тайного Сада.
— Да, мой господин Синан. — Хасан слегка поклонился и вышел.
Бертран дю Шамбор начал подозревать, что его обманули.
На третье утро осады Аламута он стоял перед своим шатром. Красные лучи восходящего солнца показались в расселине горы и осветили усеченный утес, возвышающийся перед ним. Свет окрасил серые камни в цвета осенних листьев, которыми полны в это время года долины Орлеана. Утес незаметно переходил в крепостные стены. Только очень острый глаз мог заметить, где желобки покрытого эрозией камня переходят в штриховку каменной кладки.
Если считать гору за основание крепости, то высота ее стен была более двухсот футов. У Бертрана не было ни лестниц, ни крюков, ни веревок, чтобы взобраться на стены.
А даже если бы они и были, ни один человек не смог бы вскарабкаться на такую высоту, когда сверху летят стрелы и сыплются камни.
Остроконечные палатки лагеря были еще в тени, в глубокой расселине между Аламутом и противоположной горой. По ней шла единственная дорога к крепости, по крайней мере единственная, которую можно было видеть и о которой можно было говорить, и слабой струйкой тек ручей. Этот ручей мог питать колодцы внутри крепости. Между дорогой и водой, стиснутые скалами, разместились палатки воинов и коновязи.
