Длинная цепь ошибок и недоразумений началась с того, что по совету коррелятора времени посьерране обрядились в вычурные, идиотского вида костюмы. Узкие жакеты, тесно облегающие бедра штаны и особенно неудобные узконосые туфли с вытянутыми носами. С первых же шагов путешественники во времени почувствовали косые взгляды, встревожившие их не на шутку. Подозрительный Аквилон даже решил, что их разоблачили. Но все оказалось куда проще. Просто подобную одежду вот уже десять лет никто не носил. Кляня земные обычаи — стиль одежды в Содружестве оставался неизменным многие столетия, — астронавты заказали синтезатору более современную одежду, модифицированную потайными карманами и контейнерами, после чего перестали выделяться в толпе горожан.
Немало неудобств доставлял и язык, не похожий на тот, которым пользовались пять столетий спустя. Лишь Флурр говорил как надо; Аквилону и Зюту пришлось срочно совершенствовать свои познания.
Нередко опасные ситуации возникали из ничего — из неумения правильно поприветствовать известного богача или оплатить покупку. Уже обжившись, посьерране не раз со смехом вспоминали, как Аквилон расплачивался первый раз в die Bierstube. При виде покатившейся по столу золотой монеты хозяин заведения согнул спину в дугу и сообщил, что господа могут пить бесплатно целую неделю. А наутро бюргерши шептались о подозрительной расточительности слуг мастера Михаэля. Зют что-то соврал по этому поводу вдове Шельзе, но вышло не очень убедительно. С тех пор посьерране вели себя поосторожней.
Но шло время, и горожане привыкли к странным гостям, а гости привыкли к городу. У посьерран появились свои пристрастия и привычки. Флурр, которого местные бюргеры уважали за солидность и немалые деньги, не вылезал из мастерских и лавок и почти каждый вечер отправлялся в гости к какому-нибудь купцу или мастеру. Все были рады видеть у себя der eiche Herr[12] Михаэля. Аквилон, как и следовало ожидать, пользовался успехом у бюргерских дочек. Зют, которому пришлась по душе местная кухня, особенно по части выпивки, предпочитал коротать время в пивной, слушая занятные, принесенные бродягами из далеких земель, истории.
— И превратил вечный град в вертеп, растлевая блудом матрон и девиц! — восклицал монах-странник, и обличающий пламень горел в налитых вином и дурной кровью глазах.
Посьерране знакомились с жителями городка, наводили справки. Аквилон действовал через Mädchens[13], охотно поверявших свои, а заодно и чужие тайны белокурому красавчику. Оружием дознания Зюта была пивная кружка.
— Herr, еще пару eine dunkle Geschichte![14]
Постепенно они проведали многие секреты города, но ни на шаг не приблизились к своей цели. Через Михаэля-Флурра Зюту удалось познакомиться с златокузнецом Дюрером, отцом того самого художника, который нарисовал, вернее, еще должен был нарисовать гравюру, а затем и с самим живописцем.
Альбрехт Дюрер оказался молодым, но уже серьезным господином. Не в его обычае было транжирить время и деньги в die Bierstube, где льется пиво и порхают шаловливые толстомясые чаровницы. Он предпочитал компанию книжника Шеделя или патриция Вилибальда Пиркгеймера, при первой встрече с которым Зют едва удержался от вскрика:
— Горувв!
Это был Горувв собственной Персоной. Разъевшийся, отяжелевший, утративший былую подвижность, но все такой же сильный и опасный.
Горувв! У Горувва, как у любого стража, должно было быть два сердца. Не имело смысла захватывать патриция, не убедившись в этом. «Действуй быстро, но будучи уверен в оправданности своих действий» — гласило главное правило Управления Порядка. А Зют вовсе не был уверен, что перед ним Горувв. Напротив, он понимал, что это случайное совпадение. Судя по той изворотливости, какую проявил преступник, уничтожая Мозг, он не походил на идиота. А только полный идиот мог встретить агентов Управления в своем истинном обличье. Наверняка беглец изменил внешность. Для владеющего навыками биотрансформации это было несложно. Невозможно было лишь изменить внутренние органы, к примеру, убрать второе сердце; все остальное — перестроить мускулатуру, волосяной покров, даже костную ткань — не представляло особого труда. Гигант Горувв мог без труда трансформироваться в карлика Блюма, что помогал священнику базилики Святого Антония, а маленький худосочный Таук — в гиганта-толстяка Пиркгеймера.
Посьерране не располагали информацией, которая могла бы помочь обнаружить преступника. Оставалось терпеливо ждать, когда он сам заявит о себе. Собирать информацию и ждать, ждать...
— Вот я и нашла вас!
Зют вздрогнул от неожиданности. Опять эта востроносая подружка Аквилона, будь она неладна! Хотя к чему старческое брюзжание? Будь она его подружкой, коммодор был бы весьма доволен. Покосившись, Зют смотрел, как Аквилон отбросил снасть и попытался обнять Сусанну, которая лишь слегка прижалась к нему и быстро отстранилась.
— Привет! — сказал Бородатый Фридрих.
— Привет! — словно только сейчас заметив приятеля Ганса, ответила девушка.
Она стояла в паре шагов от Аквилона и оправляла опрятное, удивительно шедшее ей платье. Легкий стыдливый румянец играл на пухлых щеках.
— Все удите свою рыбу?
— Да, — ответил Аквилон. Заметив, что стоит в нелепой позе с разведенными для объятий руками, он быстро поднял с травы удочку и сделал вид, что поправляет крючок. — А чем нам еще заниматься?
— Мастер Михаэль везде ищет вас.
— А пошел он... — лениво протянул Аквилон, так и не указав конкретного адреса. — Ты что, искала нас по его просьбе?
— Что ты! Я пришла позвать вас на пустырь Ведьм.
— На шабаш? — с кривой ухмылкой полюбопытствовал Зют.
— Нет, что ты! — Сусанне не понравилось замечание насчет шабаша — горожане серьезно относились ко всему, связанному с нечистой силой. — К нам приехали комедианты!
— Кто это? — поинтересовался Аквилон.
— Клоуны, актеры. Они развлекают людей!
— Пойдем, что ли, посмотрим? — Астронавигатор вопросительно посмотрел на приятеля.
— Ну, пойдем, — без особой охоты согласился тот.
Свернув снасти, посьерране сунули их в мешок, где лежало штук пять или шесть тощих рыбешек, и последовали за убежавшей вперед Сусанной.
Пустырь Ведьм находился неподалеку от реки. Нужно было лишь пройти die Schmiedegasse[15], затем die Weberstrasse[16]. Вскоре за невысокими чахлыми деревцами показалась линялая крыша балагана, сноровисто установленная комедиантами.
Через небольшой перелесок путники вышли на пустырь, где уже толпился народ. Комедианты готовились дать первое представление. Малый с испорченным оспинами лицом, натужно надувая щеки, дудел в трубу, ярко размалеванная девица зазывала зрителей, уговаривая их не скупиться на вознаграждение. Горожане посмеивались.
