Куртка его расстегнута, остается дождаться момента, когда он чуть повернется вслед за расхаживающим у доски докладчиком… Нет, не могу удостовериться в этом. Впрочем, никаких доказательств мне и не надо. Это он. О чем там говорит Леонид Караганов?
Ах, вот оно что… Оказывается, еще в начале века находили фигурки людей, подобные гватемальским. Но тогда не знали, что они магнитные или заряжены неведомым нам образом. И те, ранее найденные фигурки, побывали у психометристов, как их тогда называли, у сенситивов.
Я увидел: Караганов достал из маленькой своей наплечной сумки фигурку женщины из темного камня. У меня почти не было сомнений — такой же темный камень я видел уже где-то… Разве статуя перед храмом в городе моих грез не похожа чем-то на фигурку? Камень так же мягко отражает свет, и глянец его не слепит, должно быть, глаз при самом ярком солнце — там, в джунглях.
В ту же минуту человек, за которым я наблюдал, извлек из своего бокового кармана почти такую же статуэтку. Он держал руку с ней у колен, вряд ли кто-нибудь заметил ее, но я-то видел! Он переводил взгляд со своей вещицы на ту, что демонстрировал Караганов, словно убеждаясь в тождестве или, может быть, отыскивая едва уловимые различия.
Я не спускал с него глаз. Вот человек спрятал статуэтку. Незаметным кивком словно одобрил слова Караганова, но кивок, конечно, предназначался не докладчику. Кому же? Я окинул взглядом зал. Здесь я никого не знал, кроме одного журналиста, который посещал без разбору все встречи, симпозиумы и доклады, несмотря на почтенный уже возраст. (Помнится, еще юношей я обратил на него внимание: тогда всходила звезда кибернетики, и он сидел в первом ряду — в костюме, голубой рубашке, воротничок которой по тогдашней моде был поднят на воротник пиджака, а Норберт Винер — собственной персоной — негромко рассказывал нам о волнах мозга.) …Караганов вспоминал о старом эксперименте с подобной же статуэткой, найденной в Южной Америке. Он стал утверждать, что эксперимент не вызывает у него сомнений. Статуэтка действительно обладает престранным свойством: каждый, кто возьмет ее в руку, ощущает подобие электрического тока, бегущего по телу. Что это? Генри Хаггард, автор романов «Дочь Монтесумы», «Копи царя Соломона», «Прекрасная Маргарет» и других книг, привез эту вещицу из Бразилии, но эксперты Британского музея не могли объяснить ее происхождение. Раньше появлялись публикации, в которых развивалась мысль, что любой материальный предмет хранит в себе как бы запись своей истории. Каким образом — вопрос открытый… Но сейчас ясно, что находки в Гватемале проливают свет и на историю со статуэткой Хаггарда.
— Запись магнитная, — сказал Караганов. — Ведь не вызывает же у нас удивления магнитофон. Фигуры из Гватемалы намагничены намеренно. Более того, они вызывают у экспериментаторов такие же ощущения, какие вызывала статуэтка из Бразилии: электрический ток, как бы протекающий по руке, — это сигнал, который мы считываем. Как это делали древние мастера — не ясно. Но ведь даже сама природа, без участия человека, способна творить чудеса. Вспомним про ядерный реактор в Южной Африке, который действовал в незапамятное время и который был создан самой природой.
И опять человек, за которым я наблюдал, едва заметно кивнул. Привычка?.. Вряд ли. Скорее всего, он хотел казаться здесь своим.
— Какое это имеет отношение к Атлантиде? — спросил Караганов, но, поскольку вопрос был риторическим, он тут же ответил на него: — Самое непосредственное. Способ записи мог быть известен в Атлантиде. События, записанные на камне, имеют прямое отношение к истории острова Платона. Что ж, послушаем человека, который доверился древнему разуму и записал свои впечатления. Его звали Хокинс. Именно он оказался способен почувствовать, что сигналы несут информацию. Но информация эта необыкновенна: запись действует непосредственно. И не слова возникали в сознании Хокинса, а образы. Что ж, это естественно: ведь атланты — это те же кроманьонцы, люди, создавшие шедевры живописи, не дошедшие до нас. Но если судить по тому, что даже на отсталой периферии, в пещерах Пиренеев, где жили непросвещенные, полудикие атланты-охотники, найдены работы, вызывающие зависть у современных живописцев, то вывод ясен. Атланты владели секретом непосредственной записи и передачи образов. Вообще у них мышление образное, необыкновенно яркое. Они маги, волшебники, кудесники образа. Кто знает, может быть, записывать образы на камне или на магнитной руде гораздо проще, чем записывать слова. Просто мы этой тайной еще не овладели.
И Караганов зачитал протокол опыта. Итак, рассказывает Хокинс:
«Я вижу большой, неправильной формы континент, простирающийся от северного берега Африки до Южной Америки. На его поверхности возвышаются многочисленные горы и местами видны вулканы, словно готовые к извержению. Растительность обильная — субтропического или тропического характера.
Я вижу себя перенесенным на запад континента. Растительность здесь густая, можно сказать, роскошная, население много культурнее, чем на востоке. Страна более гориста; искусно построенные храмы частью высечены в скалах, их выступающие фасады покоятся на колоннах, украшенных красивой резьбой. Вереницы людей, похожих на священнослужителей, входят и выходят из храмов; на их первосвященнике, или вожде, надета нагрудная пластина, такая же, как и на фигурке, которую я держу в руке.
В храме несколько изваяний, подобных тому, что я держу в руке. Я вижу, как первосвященник берет фигурку и передает другому жрецу с наказом бережно хранить ее и в надлежащее время отдать следующему избраннику.
Теперь я слышу голос: „Узри судьбу, которая постигает самонадеянных! Они считают, что творец подвержен их влиянию и находится в их власти, но день возмездия настал. Ждать не долго, гляди!“ И вот я вижу вулканы, пылающую лаву, стекающую по их склонам, и вся земля сотрясается под оглушительный грохот. Море вздымается, как от урагана, и огромные части суши с западной и восточной стороны исчезают под водой».
Я боялся, что после лекции он скроется в толпе и ускользнет. Ко мне удалось догнать его.
— Подождите! — крикнул я, и он оглянулся, но не остановился. Я взял его за рукав кожаной куртки, сказал первое, что пришло в голову:
— Мы с вами где-то встречались…
— Быть может.
— Я видел вас на Пицунде.
— Вероятно, — он был невозмутим; мимо нас шли люди, которых собрала в зале лекция, и мы отошли в сторону, в угол просторного холла.
— У меня к вам вопрос…
— Ну что ж… — он кивнул, как там, на лекции, — изящно, легко.
