Я беспрепятственно вошла в дом. Ни души, тишина. Шторы на окнах спущены, ковры скатаны. В безлюдном полумраке комнат мои шаги отзывались гулким эхом.
Меня не покидало смутное ощущение, что я уже бывала здесь прежде. Как если бы я когда-то видела все это во сне. И вместе с тем это не был дом Николь, что я установила по отсутствию характерных признаков, которые отличают жилище женщины.
Кто он, этот мужчина? Его непонятная власть над Николь, которую даже смерть не могла стереть…
— Нельзя! — вдруг рявкнуло за спиной. Из стенного отсека, угрожающе раскинув щупальца, прямо на меня двигался робот, Я попятилась и стала втолковывать ему, что я Николь Брандо, гражданский номер такой-то… До сих пор это выручало, но на сей раз сработало, кажется, в обратную сторону.
— Николь Брандо. Нельзя, нельзя, нельзя! — заревел он, продолжая теснить меня к двери.
Я не стала дожидаться, пока меня коснутся его ледяные лапы, и повиновалась. Это чучело шло за мной до самых ворот. По дороге я пыталась что-либо у него выведать, но он был из еще более молчаливой серии, чем мой Жак, и на все вопросы лишь тупо и раскатисто повторял:
— Николь Брандо. Нельзя. Нельзя.
Ладно, времени у меня много, в девятнадцать лет можно не торопиться.
Неподалеку в ресторанчике я с аппетитом пообедала. На крыше была стоянка аэрокаров. Я взяла напрокат двухместную «Ласточку» и, развернув ее так, чтобы интересующая меня вилла была целиком в поле зрения, стала с крыши наблюдать.
Ждать пришлось долго. Очень хотелось вылезти из машины и размяться, надоедали мухи и мужчины. Но я терпела. Любопытно, как быстро человек привыкает ко всему. Даже к внезапно вернувшейся молодости. Мне уже казалось невероятным, что еще вчера утром я не могла пройти без одышки и сотни шагов, едва не померла от превосходного бифштекса, а эти увивающиеся сейчас возле моей машины парни годились бы мне в правнуки.
Только смазливое лицо Николь в зеркале над рулем… Туда я старалась не смотреть.
Уже смеркалось, когда на крыше виллы возле черного аэрокара появились две фигуры. Высокий мужчина и женщина, закутанная в сиреневый плащ. Их аэрокар повернул к Столице, моя «Ласточка» взвилась следом.
Были как раз часы пик, скорость ограниченная, и обе машины шли на автопилоте. Это облегчало преследование-расстояние между ними не сокращалось и не увеличивалось.
Внезапно черный аэрокар пошел на снижение и исчез. Разноцветные квадраты городских крыш, почти на каждой стоянке, почти на каждой — черные аэрокары. Кажется, проворонила. Я приземлилась на первой попавшейся крыше и отправилась на поиски пешком, твердо уверенная в их полной бесполезности. Искать иголку в стоге сена…
Возле ярко освещенного подъезда ночного клуба толпился народ.
— Что здесь? — спросила я у одной из девиц, безуспешно пытающейся протолкаться к двери.
— Дэвид Гур, — бросила она и снова, зажав под мышкой сумочку, ринулась в толпу.
Ингрид Кейн отстала от жизни. Дэвид Гур. Какая-нибудь очередная знаменитость. Дэвид. Это имя Николь назвала перед смертью. Чепуха. Мало ли на свете Дэвидов!
Мне помогла отлично развитая мускулатура Николь. Едва я, взмыленная и растерзанная, прорвалась в зал, как входы перекрыли и свет стал меркнуть. Похоже, я попала в цирк. Зрительские места располагались амфитеатром, арена внизу была застлана черным пушистым ковром, в котором тем не менее Отчетливо отражалась люстра.
Ударил гонг, и на арену вышел высокий худой мужчина в традиционном наряде фокусника — фрак, белоснежная манишка, цилиндр. Однако на его лице был грим клоуна или мима — белая застывшая маска с узкими щелями рта и глаз, с нависшими надо лбом фиолетовыми прядями парика.
И я узнала этого человека так же, как и его дом, — будто видела когда-то во сне его походку, сутулость, медленные округлые жесты, слышала его голос.
— Стелла! — позвал он.
Выбежала миловидная молодая женщина, в противоположность ему совсем раздетая. Однако нагота ее выглядела естественной и домашней, будто она только что из ванной. Женщина послала публике воздушный поцелуй, влезла на тумбу и застыла в позе статуи.
Мужчина поднял с ковра тяжелый молот. Размахнувшись, он ударил женщину по плечу. Характерный звук, будто что-то разбилось, и рука женщины упала на ковер. Он снова поднял молот. Дзинь — упала другая рука. Продолжая улыбаться, скатилась на ковер голова. Больше мне смотреть не хотелось. Дзинь, дзинь, дзинь…
Когда я открыла глаза, женщины не было — только груда бледно-розового мрамора, по которому колотил мужчина, превращая все в мелкое крошево.
Зал реагировал на происходящее довольно равнодушно — перешептывались, пересмеивались. Кто-то обнимался, кто-то потягивал через соломинку коктейль. Мужчина взмахнул рукой — мрамор вспыхнул. Заметались по арене языки пламени, повалил густой дым. А когда дым рассеялся, Стелла снова стояла на тумбе, улыбаясь и посылая в зал воздушные поцелуи.
Аплодисменты были жидкими. Все словно ждали чего-то более интересного. Гвоздя программы, ради которого сюда и рвались.
— Желающих принять участие в сеансе гипноза прошу на арену.
Желающих оказалось так много, что образовалась очередь.
— Возьмите меня первым, — горланил какой-то парень, — мне к девяти на дежурство.
— О'кэй, — кивнул Дэвид Гур, обращаясь к публике, — только за это пусть он нам уступит свою подружку.
— Молли? — Парень осклабился. — Это можно. Молли-хорошая девочка.
Пухленькая свежая блондинка, держащая его за руку, польщенно мурлыкнула.
— Вы давно встречаетесь?
— С Молли-то? Две недели. Молли-хорошая девочка.
— Тогда выпьем за здоровье Молли.
Парень залпом осушил предложенный бокал шампанского и удовлетворенно крякнул. Но вдруг глаза его расширились, нижняя
Челюсть отвисла, и он застыл с гримасой тупого удивления на лице.
— А теперь слушай меня. — Гур резко повернул парня к себе за плечи. Молли не просто хорошая девочка. Она самая лучшая. Она для тебя единственная. Тебе нравится в ней все-как она говорит, двигается, смеется…
— Гы-ы-ы! — Это смеялась Молли. Звук был довольно противным. Зал весело оживился.
— Нет ничего прекраснее ее смеха, — упрямо повторил гипнотизер. — Ее голоса, ее ласк. Жизнь без Молли пуста и скучна. Сейчас ты уйдешь, а Молли останется с нами. Ты ее больше не увидишь. Никогда. Ты вернешься в свою квартиру, где каждая вещь будет напоминать о ней. Молли, Молли! Ты можешь сбежать из дому, привести другую женщину, сотни женщин, но ни одна не заменит тебе Молли. Ты понял? Ни одна,
Гур оттолкнул парня. Он тяжело дышал, фиолетовые пряди парика прилипли ко лбу. Видимо, этот странный монолог стоил ему немало энергии. Любопытно. Но еще любопытнее было поведение парня. Похоже, что сказанная Гуром нелепица возымела свое действие. Парень болезненно озирался, кривился, будто превозмогал желание чихнуть, руки его болтались подрубленными ветками. И вот все его тело напряглось, уставившись на свою блондинку, он направился к ней. Но Гур загородил дорогу;
