— Нашел! — подскочил я с места. — Для театра! Когда по ходу действия на сцене появляется какая-нибудь тень отца Гамлета!
— Но ведь таких пьес немного, — усомнился эксперт.
— Ну и что? Ну и что? Все польза.
— И в самом деле польза, — обрадованно заулыбался эксперт. — Вполне достаточная, чтобы оформить невидимку как изобретение новой детали театрального реквизита.
Я повернулся к Груздеву, чтобы спросить, как он относится к предложению. Но увидел пустое кресло. Невидимая рука отворила дверь кабинета, проскрипела половица, и дверь аккуратно притворилась за невидимым Груздевым.
— Пожалуй, это тоже можно записать как применение, — подумав, сказал эксперт. — Вместо того чтобы проваливаться на месте фигурально, человек может теперь осуществить это на самом деле.
Больше я Груздева не видел. Одни говорят, что он долго ходил среди нас невидимым, чтобы в таком состоянии легче сыскать применение своему запоздалому открытию, и его в конце концов сшиб автомобиль. Другие утверждают, что Груздев налаживает в театре сцены, где появляются привидения.
Клевало, и я не заметил, как натянуло дождь. Только вдруг по тугой воде запрыгали стеклянные капельки, и река тихо зазвенела.
Оспины на воде быстро множились, и я убежал под защиту драного навеса риги. Там было сухо и со свету темно; в прелой соломе шуршали мыши. Мне не сразу бросилась в глаза фигурка, прильнувшая к столбу, и лишь спустя минуту я разглядел девочку лет двенадцати. Все в ней было заостренным, тоненьким и нескладным: наивный носик, косичка льняных волос, худенькие плечи под ситцевым платьем, голые поцарапанные коленки. Но ее серые глаза смотрели широко, серьезно и пристально. Похожий взгляд бывает у ночных птиц.
— Ну, теперь надолго, — сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Нет, по воде не плывут пузыри.
Голос был ломким и убежденным. Почти поучающим. В мою сторону она даже не посмотрела.
Я улыбнулся так, как улыбаются только взрослые: дружелюбно и снисходительно.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю — и все. Так всегда бывает.
"Хм, — подумал я. — Связь, пожалуй, действительно есть. Чем выше давление воздуха, тем, верно, трудней образовываться пузырям. Ну, поглядим".
— А завтра будет дождь так дождь. Надолго, — сказала девочка.
— Сводка обещает хорошую погоду.
— А будет плохая.
Я пожал плечами.
Девочка, наконец, соблаговолила взглянуть на меня. Недоверчиво, искоса.
— Потому что там радуга.
— Какая радуга?
— Красивая. Она горит, горит…
— Да где?!
Она кивнула куда-то на север.
— Значит, и вы ее не видите. Никто ее не видит. А она такая хорошая.
Я несколько опешил. Чтобы скрыть смущение, еще раз оглядел горизонт. Серая пелена дождя повсюду.
— Что-то ты выдумываешь…
Она шмыгнула носом.
— Так все говорят… И никто не видит. А я честная…
Я как-то не нашелся, что ответить.
— Я и папке так говорила, — продолжала она тусклым, равнодушным голоском. — Он меня вначале ремнем стегал, чтобы я не выдумывала. Больно… А я ничего не выдумываю.
— Да, но ведь радуги никакой нет…
— Есть.
— В каком ты классе? — попробовал я перевести разговор.
— В четвертом.
Мне капнуло за шиворот, я передвинулся на сухое место и теперь стоял совсем рядом с девочкой.
— Как, интересно, у вас в школе?
— Дразнятся.
— Почему?
— Не скажу.
Мы помолчали. Перед нами маячила завеса из сбегающих капель. Она не мешала, однако, заметить, что вдали светлело. Там синева явственно протапливала тучи.
"Девчонка права, дождь скоро кончится, — сообразил я. — Интересно, не унесло мои удочки?"
С высоты моего роста мне был виден пробор светлых волос и выпуклый лобик этого странного подростка, который упрямо, невзирая на насмешки и даже побои, отстаивает свое право видеть то, чего нет.
— Ты, вероятно, любишь сказки? — сказал я.
— Нет. Там все выдумано.
— А что ты тут делаешь? — сменил я тему.
— Гуляю. Это интересно.
— Почему?
Она посмотрела на носки своих драных тапочек и ничего не ответила.
— Ну, я пойду, — сказала она решительно. — А у вас клюет.
— Подожди, дождь еще не перестал.
И, словно нарочно, чтобы опровергнуть меня, капель замерла. На свободу вырвался луч солнца, и все мокро засверкало в его теплом и светлом кругу.
Девочка вошла в него, не торопясь и не оглядываясь. И честное слово, мне показалось, что она — центр этого теплого и светлого круга и что луч послушно следует за ней. Но, разумеется, это было игрой воображения.
Поплавок, когда я подошел к берегу, и вправду притапливало. После недолгой борьбы я вытащил замшелого от старости окуня, который отчаянно парусил спинной плавник, бил хвостом и вообще протестовал против изъятия из родной стихии. Его круглые, с золотистым ободком глаза слепо взирали на зелень и солнце.
Но добыча уже занимала меня куда меньше, чем встреча с девочкой. Вернувшись, я стал расспрашивать о ней свою хозяйку — старуху в темном платье, вечно и бесшумно, как летучая мышь, снующую среди горшков, ухватов, крынок и прочих домашних дел.
— Так ить, милый, ты должно Пахомову Нюрку повстречал… — нараспев сказала она. — Хорошая девка… — Она вздохнула, и морщины на ее лице приняли скорбное выражение. — Хорошая, да чудная малость.
— Чем же, мамаша, чудная?
— Так ить не скажу, а чудная…
— Придурковатая, что ли?
— Не-ет… А только заговаривается странно. Пахом уж и к доктору ее в Теляково водил, да ничего доктор-то не нашел. "Питать, — говорит, — ее надо…"
Большего я не добился.
Вечер выдался тихим и настороженным. Нервно мерцали звезды, вдали, в сухом черном тумане, вспыхивали голубые молнии, и долгое время спустя там глухо и грозно погромыхивало.
Не боясь вкрадчивых угроз грома, мимо меня прошли девушки. Их светлые платья невесомо проплывали над смутной лентой дороги туда, где уже похрипывала гармонь и подмигивали лучики фонариков. За девушками вразброд промаячили тоненькие фигурки малолеток, которых еще не принимали в круг гуляний, но которых он уже зазывно манил.
Я квартировал в амбаре напротив избы. Не спалось. Как всегда при резкой смене погоды в деревне, нервы чутко внимали далеким и неведомым толчкам, происходившим в природе. Уши напряженно слушали тишину. И потому, что кругом был мрак, и потому, что природой владело беспокойство, сознание, казалось, плыло в темной бесконечности, откликаясь на зов непонятных, звериных символов.
"А ведь девчонка была права… — подумал я, погружаясь в чуткий полусон. — Погода портится…"
