Тангар уплыл вместе с креслом куда-то вправо, а на его месте появился Главный Космонавт.
— Значит, договорились, Карелов, — продолжил он разговор с дядей Женей, вы будете работать на космодроме… Ну хотя бы в районе старого Новосибирска. Кстати, там есть и институт лесоводства, куда мальчик сможет поступить, окончив школу… Желаю вам обоим удачи…
Уже больше двух лет прошло с той памятной беседы. Дядя Женя дважды летал на Марс и Сатурн. И по тому, как он иной раз ворчит, что не желает быть межпланетным извозчиком, я понимаю: его уже тянет к звездным полетам. А я полюбил свою будущую профессию. Побывал в тропических джунглях Казахстана и в суровых лесах Антарктиды… А иногда, почему-то чаще всего по вечерам, когда дяди Жени нет дома, меня тянет на родину — на «Россию».
Я веду ракетоплан к небольшому, известному теперь каждому школьнику островку. Солнце закатывается за выпуклый, вспененный край океана. На черный, отполированный бурями базальт отвесных скал накатываются волны. Они бегут одна за другой, гневно встряхивая седыми гребнями, и с грохотом, подобным раскату грома, расшибаются о берег. А «Россия», нацелив в небо стремительный, обгорелый, рябой от метеоритных дождей корпус, словно летит, вечно летит к далеким блистающим звездам.
Автомат распахивает передо мной люк звездолета, и я переступаю высокий порог. Здесь все как прежде. Автокосмонавта можно спросить о температуре и плотности воздуха, можно приказать проложить ему курс до Луны. Он все это сделает, но не сможет сделать только одного — выполнить команду «Старт!», потому что в двигателях нет горючего. Автоматы содержат корабль в чистоте и порядке. Электронная машина может по вашей просьбе прочитать вам Шекспира и Толстого, Блока и Хемингуэя…
Я медленно прохожу по отсекам звездолета, и старый корабль, кажется, узнает и приветствует меня. Потом я вхожу в рубку управления, выдвигаю телескоп. И почему-то чаще всего я навожу его на созвездие Эридана. Там, вокруг одной из его звезд, невидимая с Земли, проносится планета Несчастья. Какая она? Почему погиб именно на ней экипаж «России»? Есть ли на планете жизнь, леса, моря, реки? Не знаю. Никто не знает. Главный Космонавт только через два года собирается послать туда экспедицию. А меня уже сейчас тянет в полет. Почему? Потому ли, что я внутренним слухом все чаще слышу голос отца, говорящего со мной с планеты Несчастья? Или я просто мечтаю, как тысячи мальчишек, попасть в интересную и опасную экспедицию? Не знаю…
В телескопе плывет далекое созвездие Эридана и ничего не желает рассказать о своих тайнах. Человеку придется их вырывать у Вселенной, как всегда, с боем…
А Тангар ждет меня на Венере. Во время нашей вчерашней телевстречи мы обсуждали с ним возможности роста земных пальмовых лесов на его жаркой планете.
рассказ
I
Как все несчастья, это случилось неожиданно и глупо. Наша работа на планете ВА-791 заканчивалась. Через два земных месяца звездолет должен был снять нас с этой занумерованной, даже не имеющей названия планеты.
Старик то просиживал целые дни в лаборатории, то скитался по красным откосам гор. А я скучал.
Я — помощник Старика по техническим вопросам.
А проще — механик, шофер и летчик. И конечно, отвечаю за жизнь этого межпланетного бродяги. Это и понятно. Ведь он даже родился на звездолете, руководил десятком экспедиций, сажал леса на Венере… Короче говоря, его имя знают школьники, с восторгом произносят студенты…
А я — ничем не примечательный человек двадцати двух лет.
Планета ВА-791 — скучнейшая в космосе. Представьте себе шар, на котором нет ни одного ровного места. Кончается одна гора, начинается другая. Цвет почвы красно-коричневый, словно она создана из битых музейных кирпичей. Вершины гор плоские, как обеденный стол, заросли густым и цепким кустарником.
В этих зарослях водятся животные, напоминающие сусликов. И наверное, чтобы они, расплодившись, не сожрали всю растительность, за ними охотятся хвостатые, красноглазые твари. Они не больше кошки, но с узкими собачьими мордами и голыми крысиными хвостами.
Более омерзительных животных, наверное, не отыщешь во Вселенной. А Старик целый год возится с ними. Сначала у него дело не ладилось, и твари подыхали десятками, а теперь все вроде нормально. Несколько крысо-собак живут в вольере при лаборатории.
Несчастье, как я уже говорил, произошло неожиданно и глупо. Обычно, если Старик не работал в лаборатории, он уходил в горы. Регулярную радиосвязь с базой, несмотря на все инструкции и мои требования, Старик никогда не поддерживал. Он говорил, что эти дурацкие переговоры только мешают работать. И я, привыкнув, особо за него не тревожился. Несмотря на свои шестьдесят лет, Старик был здоров и крепок. К тому же он был хорошо вооружен.
Я обычно настраивался на его волну и, услышав в конце дня координаты, вылетал к нему на вертолете.
В этот проклятый день радио вдруг загремело на аварийной волне: сигнал тревоги. Я немедленно поднял железную стрекозу в воздух.
Автопилот повел машину точно по тревожной нитке аварийного вызова. Сокращая расстояния, он бросал вертолет в узкие ущелья, резко перескакивал через вершины.
И вот, наконец, длинный, крутой, покрытый россыпью красного щебня склон и неподвижная человеческая фигура.
Я успел вовремя. Старик терял сознание. На вершине горы возбужденно суетилась стая крысо-собак. На склоне в трех местах щебень блестел, как расплавленное стекло. Значит, Старику уже пришлось отгонять их вспышками лучевого пистолета…
В кабине осмотрел Старика. Даже с моими врачебными познаниями нетрудно было понять, что дело плохо. Сломаны ноги, перебито два или три ребра; кисти рук, с которых лоскутами сорвана кожа, сочились кровью. И кажется, только голова, защищенная пластиковым шлемом, была не повреждена.
Я запеленал Старика болеуспокаивающими бинтами.
Он очнулся, в его серых, всегда жестких и спокойных глазах были растерянность и тревога…
На базе я уложил Старика в ванну с анестезирующим раствором.
За полчаса полета лицо Старика осунулось, щеки ввалились, под глазами синие тени, но сами глаза теперь смотрели жестко и твердо. От растерянности и страха не осталось и следа.
— Я скоро умру, Март, — сказал Старик. Голос был слабый от перенесенной боли и потери крови, но звучал он, как всегда, спокойно. — Ты это знаешь не хуже меня…
Он замолчал, собирая силы для какого-то решения.
— Последние годы здесь и на других планетах я работал над проблемой бессмертия. Не вытаращивай глаза, я еще не сошел с ума… Так вот. Клетки человеческого тела, конечно, стареют. И остановить этот процесс пока невозможно. Но человек умирает только тогда, когда умирает его мозг. Тело в конце концов это — всего-навсего инструмент, управляемый мозгом. Если суметь сохранить мозг, передать его другому телу — человек фактически станет бессмертным.
