- Не перебивайте меня. Понимаете ли, я живу в такое время, когда библиотек уже нет, одна машинная память. Это, конечно, гораздо удобнее, но если нужно откопать что-нибудь древнее, начинаются всякие казусы. Я запрашиваю о Пастернаке, а мне выдают какую-то чушь про укроп, сельдерей, словом, полный набор для супа. С Блоком еще хуже. Миллионы всяких схем электронных блоков. Ведь что ни говори, с тех пор, как они писали, прошло уже две тысячи лет.
- Сколько?!
Маша закусила губу.
-Ну вот, я и проболталась! Фу, дура! Теперь жди неприятностей.
- Я никому не скажу, - произнес в благородном порыве Кларнет, - честное слово, не скажу!
- Ах, как нехорошо! - Маша закрыла лицо руками. - Нам запрещены контакты с прошлым. Я ведь тайком от всех. Даже Федю услала, чтобы все в полной тайне...
- Кто такой Федя? - Кларнету почему-то не понравилось это имя.
- Мой лаборант. Очень милый парень. - Маша опустила руки и снова улыбнулась. - Представляете себе, влюблен в меня до потери сознания, так и ходит по пятам. Еле выпроводила.
Бывают странные ощущения где-то там, чуть повыше грудобрюшной преграды.
Не то чтобы болит, а так, не разберешь что такое. Какая-то непонятная тоска.
И очень милые парни вовсе не кажутся такими уж милыми, да и вообще вся человеческая жизнь, если разобраться...
- Ладно! -Маша решительно тряхнула волосами. - Будь что будет!.. Итак, мне нужна помощь. Возьмете в библиотеке Блока и Пастернака. Все, что есть.
Усвоили?
- Да, и что дальше?
- Будете читать вслух.
- Зачем?
- Ох! - Маша потерла виски пальцами. - Вот экземплярчик попался! Будете читать, а я запишу. Неужели так трудно понять?
- Нет, отчего же, - сказал Кларнет, - понять совсем не трудно. Вот только читаю я неважно.
- Ну, это меньше всего меня беспокоит. Значит, завтра в это время.
Изображение пропало, как будто кот слизнул. Только что она была здесь, а сейчас пуст экран, безнадежно пуст. Исчезло наваждение, сгинуло, и все, что осталось, - это маленькая черная коробочка да мокрый обгоревший стол.
* * * Когда многократно повторенный опыт в одних и тех же условиях дает неизменный результат, то есть все основания считать, что установленные связи подчинены какому-то закону.
Так, например, если любители ранней похмелки выстраиваются в длинные очереди у ларьков в бесплодном ожидании вожделенной цистерны с пивом, если строители бестрепетно роют канавы в ухоженных газонах, обнажая склеротическую кровеносную систему города, если по утрам к шуму трамвая под окном добавляется пыхтенье катков для асфальта, если, просыпаясь от щебета птиц, вы не можете сообразить, ночь сейчас или день, знайте: на дворе июнь.
Если на дворе июнь, а вам двадцать шесть лет, если вы каждый вечер читаете девушке прекрасные стихи, если... Впрочем, хватит! И так все ясно.
Какой-то пошляк, родоначальник литературных штампов, сказал, что любовь не знает преград. Ну и что? Одно дело не знать преград, а другое - суметь их преодолеть, или, как выразился бы философ, добиться такого развития событий, когда любовь в себе превращается в любовь для себя. Ведь что ни говори, а две тысячи лет...
Хотите еще одну заезженную сентенцию? Пожалуйста! Беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз она явилась через дверь в облике дворника, пригласившего однажды вечером Кларнета незамедлительно прибыть в домоуправление, где его ждет комиссия содействия в полном составе.
Состав оказался не так уж велик: два человека, не считая уже известного нам бравого майора в отставке.
Увидев Кларнета, майор пришел в крайнее возбуждение и вытянул вперед правую длань, отчего стал сразу удивительно похож на Цицерона, обличающего Катилину.
- Вот он, голубчик! Собственной персоной!
Председатель комиссии расправил седые запорожские усы и вытащил из стола листок, исписанный корявым почерком.
- Так... садитесь, товарищ Кларнет.
Кларнет сел.
- Имеются сигналы, что вы пользуетесь незарегистрированным радиопередатчиком. Верно это?
- Нет у меня никакого передатчика, - солгал Кларнет.
- Ну до чего же нахально темнит! - патетически воскликнул Будилов. Ведь сам слышал, как передает! То открытым, то закрытым текстом.
Председатель вопросительно взглянул на Кларнета.
- Это... я стихи читаю.
- Почему же вслух? - удивилась интеллигентного вида немолодая женщина.
- Они так лучше запоминаются.
- Врет, врет! - кипятился майор. - Пусть тогда скажет, что он там у себя паяет, почему пробки все время горят?
- Ну-с, товарищ Кларнет?
- Не паяю я. Раньше, когда телевизор ремонтировал, то паял, а сейчас не паяю.
Председатель крякнул и снова расправил усы.
- Так... Значит, только стихи читаете?
- Только стихи.
- Какие будут суждения? - Он поглядел на женщину, но та только плечами пожала.
- Обыск бы нужно сделать, - сказал Будилов. - С понятыми.
- Таких прав нам не дано, - поморщился председатель. - А вы, товарищ Кларнет, учтите, никому не возбраняется и телевизоры мастерить и радиоприемники...
- И стихи читать, - насмешливо добавила женщина.
- И стихи читать, - подтвердил председатель. - Но ежели действительно радиопередатчик... тут другое дело. Нужно зарегистрировать. И вам лучше, и нам спокойней. Согласны?
- Согласен, - вздохнул Кларнет, - только нет у меня никакого передатчика.
О, святая, неумелая, бесхитростная ложь! Ну, кому какое дело до честного слова, опрометчиво брошенного в туманное будущее?
Нет, Кларнет, не тебе тягаться с видавшим виды майором в отставке Будиловым. Сколько ты ни темни, расколет он тебя, непременно расколет! Пора подумать, чем это все может кончиться.
* * * - Маша! - Кларнет говорил шепотом, опасливо поглядывая на дверь. - Пойми, Маша, я этого просто не переживу.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю. Возьми меня туда. Есть же, наверное, какие-нибудь машины времени.
- Нет таких машин, - печально улыбнулась Маша. - Все это сказки.
- Но сумела же ты переправить передатчик.
- Это совсем другое дело. Трансмутация. Но ведь она у вас еще не изобретена.
Кларнета внезапно осенила идея.
- Послушай, а ты сама бы не смогла?
- Что?
- Трансмутироваться сюда.
- Ох! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Нет, это невозможно!
- Но почему?!
- Я же сказала, никаких контактов с прошлым. Нельзя менять историю.
Трансмутацией во времени у нас пользуются не больше, чем в пределах столетия, и то со всякими ограничениями. А тут... ведь возврата назад уже не будет. Остаться навсегда неизвестно где...
- Известно! Ты же будешь со мной!
Маша заплакала.
- Ну что ты, Машенька?!
- А ты меня никогда не разлюбишь? - спросила она, сморкаясь в крохотный платочек.
