— Я не понимаю сарказма, — сообщил Шутоград, — или ты не пират, чтоб голыми руками синекожим шеи ломать? Кишка, как говориться, тонка, да?
— А Опарыш, между прочим, прав, — сказал Крышка, — во-первых, вы не знаете, сколько синекожих находиться на палубе в данный момент. Во-вторых…
— К черту твои заумные речи! — рявкнул Шутоград хрипло и тихо, словно старый пес, — действовать надо, разве ж не понятно? Толстяк, ты драться сможешь?
— Дайте мне минуту. Тельняшку отдеру только…
— Опарыш?
— Я не сумасшедший. Синекожих две сотни, нас, даже если развяжем Крышку, четверо. На что ты надеешься?
— Я не боец, — подал голос Крышка, — меня в расчет не берите.
— Я еще раз повторяю — внезапность, — сказал Шутоград, — или ты предлагаешь стоять в вонючем механическом отсеке и препираться, пока сюда кто-нибудь не заглянет и не обнаружит приятный сюрприз? Вот тогда нам всем точно чего-нибудь вырежут.
Опарыш сделал шаг в сторону Шутограда, так, чтобы свет от маленького окошка падал на его лицо. На лбу младшего офицера блестели капли пота. Пот же стекал по щекам и подбородку. Боится, черт. Дорожит своей шкурой, а хочет все туда же, не зная броду. И отчего синекожие не кинули в отсек пару-тройку стоящих пиратов? Наутилуса, например, или Железноголового? Вот с ними бы Опарыш, не раздумывая, ринулся в бой. А тут что? Интеллигентный механик, которого в плечо толкни, он и рассыплется, растолстевший от безделья боцман, да офицер-самоучка, страдающий нервными расстройствами. С такими не то что синекожих бить, он бы на рыбалку не рискнул с собой взять.
— Чего задумался? — спросил Толстяк. Он стоял в углу, изогнувшись в невероятной позе, и вытаскивал из спины обрывки тельняшки.
— План есть, — проворчал Опарыш, — другой.
— Самый умный, да?! — не замедлил взвиться Шутоград.
— Тебя забыл спросить, — Опарыш замахнулся и швырнул в сторону Шутограда подобранную железяку.
Коротко свистнув в воздухе, она угодила младшему офицеру аккурат между глаз. Шутоград взмахнул обеими руками, словно они были плохо приклеены к плечам, и упал назад, глухо стукнувшись о пол головой. В отсеке стало тихо. Над головами бегать уже перестали. Слышались приглушенные крики и приказы.
«Кто, интересно, у них там командует? — подумал Опарыш, рассматривая Толстяка сквозь белки своих глаз. Для них темнота была не помехой. Так, сероватая пленка, паутинка…
— Т…ты это зачем сделал? — глаза Толстяка казались двумя огромными шарами, в одно мгновение заполнившими все лицо, — ты для чего убил Шутограда?
— От него все равно никакой пользы.
— Но ведь он…
— Толстяк, прекрати болтать, а то за последние пятнадцать минут болтовня начала меня сильно раздражать. Толстяк замолчал, весь как-то подтянулся и даже руки опустил по швам.
Туша-то здоровая, а боится, — с удовлетворением подумал Опарыш, а вслух сказал:
— Если мне не изменяет память, ровно в десяти метрах от нас, справа, стоят спасательные лодки. Мой план таков — организуем в корабле пробоину, можно вот на этом самом месте, — Опарыш звонко шлепнул ногой в лужу, — в тот момент, когда до синекожих дойдет, что они тонут, мы распахиваем дверь и бежим к лодкам. Скинуть одну на воду и забраться в нее не составит труда, а всеобщая паника, думаю, отвлечет их внимание. Как вы считаете?
— Я считаю, господин Опарыш, что план ничуть не лучше, предложенного господином Шутоградом, — подал голос Крышка.
— А я тебя и не спрашиваю, — буркнул Опарыш, — Толстяк, ты со мной?
Толстяк бросил в сторону лежащего Шутограда испуганный взгляд. Носок левой ноги младшего офицера слегка подрагивал. Возможно, что он даже еще дышал, но Опарышу не хотелось это проверять. Об убийстве старого алкаша он подумывал с первых дней путешествия, жаль капитан Мягкоступ не позволил.
— Ты со мной? — нетерпеливо переспросил Опарыш, — нет времени думать. Представь, что у тебя в руках весы, на одной стороне которых твоя смерть, а на другой мой план. Что ты выберешь, а?
— Черт возьми, Опарыш, ты не оставляешь мне выбора, — хмыкнул Толстяк, — для чего ты убил Шутограда?
— Опять за свое? — Опарыш сделал вид, что высматривает под ногами еще одну железку.
Толстяк попятился назад, пока не уперся обгоревшей спиной в стенку. Произнес тихо, почти не слышно:
— А чем делать, ну, эту, пробоину-то?
— Найди что-нибудь, — оживился Опарыш, — глаз что ли нет?
И сам принялся высматривать, низко согнувшись. Толстяк же вообще упал на колени и заползал по лужам, не хуже ищейки.
— Господа, а как же я? Опарыш посмотрел на Крышку, спокойно лежащего в углу. Чертов механик.
— Руки марать об тебя не хочется, — буркнул он, — сам утонешь, чего уж там.
— Но, господа, я ведь могу закричать, и сюда тот час набежит куча синекожих, — осторожно начал Крышка, — или… Опарыш выпрямился, угрожающе сжав кулаки. Придется все же пробивать череп…
— Что — или?
— Или в обмен на свою свободу я расскажу, откуда у меня взялся шрам над бровью.
Опарыш пригляделся и действительно увидел, что над бровью у Крышки чернеет кровавый шрам.
— Этого я тебе обещать не могу, — сказал он, — сначала расскажи, а уж там я решу, что с тобой делать. Толстяк, это тебя не касается, ищи что-нибудь потяжелее и поострее.
— Господа, я ведь не зря говорил, что мне все равно, как умирать, — начал Крышка, — это не пустые слова. Мне действительно кажется, что в нашей с вами ситуации нет никакого выхода. Вы спрашиваете о том, что нашли синекожие, кого они выпустили из морских глубин, верно? Но вы совсем упустили из виду, что они не просто ныряли, а искали затонувшие при странных обстоятельствах сокровища!
— Ты о чем?
— Корабль «Туманные берега» вез не только сокровища, — сказал Крышка, — а капитан Мягкоступ рассчитывал найти кое-что намного дороже золота.
— Капитан Мягкоступ? Постой, ты о чем болтаешь?! — Опарыш приблизился к Крышке и схватил его за перемотанные и мокрые плечи. Крышка невозмутимо посмотрел в белые зрачки.
— Я говорю то, что знаю. Год назад Магкоступ обнаружил странное захоронение моряков на одном из островов архипелага Нежности. Люди добровольно высадились на маленький остров и утопили свои корабли со всем имуществом, оставив при себе лишь несколько дневников с записями. Я тогда уже плавал с капитаном и видел обезображенные тела, что лежали вдоль берега вереницей, словно каждый из умерших приходил и ложился около своего друга, чтобы уже никогда не встать. Кожу их поклевали чайки, а мясо настолько загрубело от соли и ветра, что походило на камень. Нам не сразу удалось поднять каждого из них, чтобы скинуть в море. А записки сохранились. Может быть вы не знаете, что капитан Мягкоступ был не грамотен. На нашем корабле в те времена вообще не было ни одного человека, кроме меня, кто умел читать, и капитан распорядился, чтобы я расшифровал записи и зачитал лично ему.
