В те былинные времена все выпускники естественных факультетов находились под пристальным оком гебистов. И попал юный гений по распределению не куда-нибудь, а в закрытый город, которого опять же не найдешь на карте, а там:
— своя лаборатория;
— своя трехкомнатная квартира;
— своя машина марки «жигули» в гараже;
— и сразу же нашлась своя жена.
Все хорошо, только вот Большое Начальство не интересует теория поля, ему, Начальству, подавай вещи конкретные, которые можно пощупать и пристроить к делу. И пришлось Рейтману забросить свою мечту на пыльную полку, а жаль.
И еще одна картина выплыла перед Рейтманом.
Ночь. Кухня, электрический свет. Рейтман за столиком, садит сигарету за сигаретой, смотрит перед собой. Щелкает дверной замок, и входит она. Рейтман встает.
— Ты где была? — спрашивает.
— На работе задержалась.
— Не ври!
— Не хочешь — не верь.
Ей в самом деле все равно. Она пьяна, растрепана и даже не пытается этого скрыть. Идет в ванную, закрывает перед носом Рейтмана дверь, и оттуда — шум воды.
— Я больше не намерен это терпеть! Ты слышишь? — кричит Рейтман двери.
Дверь отворяется, и ее голова:
— От-ва-ли! — печатает по слогам.
Хотел Рейтман бросить жену, давно хотел, но не успел: она его бросила. Укатила с каким-то джигитом за синие моря, за высокие горы, и остался Рейтман один.
К тому времени ПС-1 уже работала, и Рейтман, конечно же, пропустил свою благоверную через штучку, и узнал о ней все. Чего там скрывать, была у него мысль таким образом справиться со строптивой женой, ибо:
Кто владеет информацией, тот владеет миром.
Надеялся Рейтман выстроить между собой и негостеприимным миром кибернетический барьер, да как-то не ладился барьер. Наверное, кроме владения информацией нужно еще что-то, чего у Рейтмана, увы, не было. И не было уважения. Ни со стороны подчиненных, ни со стороны начальства. Одни лишь престарелые родители любили его искренне и хвастались перед соседями:
— Сынок-то наш в люди выбился!
А Рейтман себя Человеком не ощущал.
В общем, свыкся он даже с этим неощущением, обмялся в миру, и надо же было судьбе столкнуть его с аномальной теткой, и Страх напомнил о себе болью в печени, и Зоя вернулась, а не было ее лет уже тридцать.
— Ну чего ты испугался, — бурчит Рейтман успокоительно. — Это наоборот удача, встретить такое. Прибор врать не может, десятки тысяч экспериментов… вот из-за таких исключений и рушатся старые теории… Ньютон рухнул из-за аномального Меркурия, а сейчас и Эйнштейн трещит по швам. И если… если…
Смотрит Рейтман в черный потолок, ищет ответ.
Ночь потихоньку уползла, уступив место розовому рассвету, и, когда солнце полностью вылезло на небо, через стену от Рейтмана проснулся Казарин. Чувствуя себя бодрым и отдохнувшим, спрыгнул он с пружинной кровати и — раз-два, раз-два — сделал сорок три отжимания от пола, сорок четвертое не вытянул, хмыкнул про себя и пошел умываться. Совковый у деда умывальник: вверху за зеркалом — бачок с водой, а внизу, под раковиной, — помойное ведро. Глядя в зеркало, почистил зубы, побрился бритвой «Джиллет», хитро побрился, с расчетом на двухмиллиметровую щетину, спрыснул скулы одеколоном «Картье», а уж волосы уложил пеной «№ 5». Остался собой доволен и пошел одеваться.
В отличие от Рейтмана, Казарина сомнения не терзали. Дальнейшие свои действия он распланировал еще с вечера, и теперь, как человек энергичный, начал претворять их в жизнь.
— Григорий!
Григорий в это время, лежа на матрасе животом и приоткрыв рот, храпел, свистел и хрюкал, и видел наш Григорий эротический сон. И вот в этот райский сон вклинилась грубая реальность:
— Григорий!
— А… а-а?
— Давай-ка, просыпайся! Наладь мне связь с Москвой.
Встал Григорий, почесал волосатую грудь и, как есть, в майке и черных трусах поплелся к микроавтобусу, кляня собачью работу. Позвольте: какая же связь в семь утра? В центре никого, кроме дежурных нет!
— А ты мне прямо с квартирой генерального соедини.
— Случилось что?
— Случилось, случилось.
Минут двадцать возился Григорий с аппаратурой, и вот появилось на экране видеофона заспанное лицо генерального.
— Раньше не мог позвонить? — спрашивает.
— Антон, — объясняет Казарин, — планы переменились. Да, погоди ты, выслушай сперва! Тут такой материалец назрел, прямо языческая Русь!
— Ты где сейчас?
— N-ский район, Гулькевичи. В общем, нужен мне консультант по магии и сатанизму.
— Ты общину какую-то раскопал?
— Общину не общину, но кое-что.
Нахмурился генеральный, но зная, что Казарин слов на ветер не бросает, кивнул головой:
— Хорошо, постараюсь решить. Дальше!
— Больше ничего. Да, и за Рейтмана тебе отдельное спасибо. Очень помог.
Вторым пунктом стояла у Казарина беседа с Никанор Капитонычем. Его Казарин отыскал в конюшне, и по всему было видно, что Никанор Капитоныч куда-то намылился.
— Здравствуйте, Никанор Капитоныч!
— И вам доброго здоровьица. Как спалося?
— Спасибо, хорошо. А вы куда спозаранку собираетесь?
— В район хочу съездить, сахару купить, спичек. Опять же, керосин у меня вышел.
— Да не беспокойтесь вы, Никанор Капитоныч, наш водитель вас и так отвезет.
— Вот за это спасибочка, удружили.
— Вопрос вам можно задать, Никанор Капитоныч?
— А как же! Спрашивайте.
Казарин помедлил, посмотрел вдаль:
— Как вам соседка ваша вообще?
Дед хитро прищурился, собрав около глаз сеточку морщин.
— В тысячностопервый раз отвечаю на этот вопрос, сынок. Кто ни приедет, тот и любопытствует. Как соседка, спрашиваешь? Ведьма она, вот и весь ответ.
Казарин даже вздрогнул от дедовых слов.
— И… и как вам тут живется на пару?
— А ничего живется, не жалуемся!
— И не трогает она вас?
— Нет. А ежели чего еще желаете узнать, вы у ней самой расспросите, может, и скажет. Да только не каждому она открывается.
Более отдела Казарин ничего не добился; и деньги не помогли. Справился только, как найти участкового, и, получив ответ, что участковый проживает в соседнем селе под названием Брехуны, удалился.
Ну что ж, Брехуны так Брехуны. Пошел Казарин в дом, пошел и в дверях столкнулся с Верой.
— Доброе утро, Андрей Николаевич.
— Привет, — сказал отрешенно.
— Андрей Николаевич, а вы Ивана не видели?
Покачал Казарин головой и стукнул костяшками пальцев в крайнюю справа дверь. Стук вызвал шуршание за дверью, и погодя немного голос Рейтмана спросил тревожно:
