Механизм простер руки и издал нечто вроде скрежета, который мог вполне сойти за смешок.
— Кроме того, Вселенная сначала создала вас, а уж потом вы создали нас. И та Вселенная, куда вы привели нас — поистине странное и сложное место. Мы так и не поняли ее до конца, хотя куда лучше разбираемся в принципах ее функционирования. Почему вы уверены, что вам предназначена именно эта роль? Вы еще вполне можете осознать, что мы нуждаемся в вас. Даже если на это уйдет миллион лет!
Он задумчиво склонил голову.
— Должен признать, многие мои единомышленники не разделяют эту точку зрения. И были бы рады покинуть вас навсегда или даже уничтожить. Даже кларкисты, вроде Рондо Хэттона и Хорэса Хорсколлара, высказываются за ваше уничтожение — на том основании, что после смерти Артура Кларка, лучшего из вас, остальные ни на что не годны и, вероятно, являются оскорблением его памяти.
Цудак хотел было сказать что-то, но передумал.
— Тем не менее я хочу взять вас с собой, — продолжал механизм, — как и некоторые наши теоретики. Ваш разум, похоже, сохранил связь с базовым квантовым уровнем реальности, чего не удалось нам, и, кроме того, вы способны непосредственно воздействовать на этот уровень такими способами, которых мы до конца не понимаем и не можем повторить. В крайнем случае, мы нуждаемся в вас как в наблюдателях, чтобы помочь коллапсировать функции квантовых сигналов в желаемом направлении, поскольку мы этого достичь не в силах.
— Звучит так, будто вы боитесь, что наткнетесь на Господа, — проскрипел Цудак, — и будете вынуждены предъявить нас, словно парковочную квитанцию, чтобы оправдаться перед Ним…
— Может, так оно и есть, — согласился кибер. — Мы не понимаем эту вашу Вселенную. А вы? Уверены, что понимаете?
Он пристально всмотрелся в Цудака.
— Это вы кажетесь нам бесчувственными автоматами. Неужели вы не ощущаете собственной призрачности? Не сознаете, какие вы ненадежные, опасные, малоприятные, напоминающие привидения существа? От вас так и несет чем-то странным! Непонятным! И глаза ваши состоят из желе! Но вы, с этими глупыми глазами, ухитряетесь достичь такой степени разрешения, которая может сравниться только с лучшими оптическими линзами! Ну как такое возможно при помощи студенистых комков, смоченных жидкостью!.. Ваши мозги — сырые куски мяса, полные крови, постоянно испускающие соки, и все же у вас столько же синаптических связей, сколько у нас. Вы резонируете в унисон с квантовым уровнем, причем каким-то таинственным способом, до которого мы не в состоянии додуматься!
Он неловко повернулся, словно спасаясь от холодного ветра, которого не чувствовал Цудак.
— Мы знаем, кто изобрел нас. Нам еще предстоит встретиться с тем, кто создал вас, но поверьте, мы преклоняемся перед его способностями.
Цудак потрясенно осознал, что механизм боится его… и не только его, но человечество в целом. От вида людей его бросало в дрожь. Несмотря на безупречную логику, «богомол», должно быть, испытывал сверхъестественный ужас в присутствии людей — как человек, который идет мимо кладбища в темную безлунную ночь и слышит доносящийся из-за ограды вой. Каким бы высокообразованным и лишенным предрассудков ни был этот человек, сердце его бешено забьется, а волосы на голове поднимутся дыбом. Это в крови. В подкорке мозга. Инстинктивный страх, зародившийся миллионы лет назад, в начале времен, когда предками людей были крошечные чирикающие насекомоядные, замирающие от ужаса, когда слышали яростный рев вышедшего на охоту зверя. То же самое происходит и с механизмом, хотя его эволюция насчитывает гораздо меньше времени.
Голоса звучали в их крови или в том, что заменяло кровь, панические, безрассудные, способные заглушить еще один голос — голос разума. И в подкорке мозга по-прежнему таились чудовища. Как две капли воды похожие на Цудака.
Может, это единственное преимущество, которое еще имело человечество над машинами: суеверие последних.
— Весьма красноречиво, — вздохнул Цудак. — Вы меня почти убедили.
Механизм дернулся, казалось, возвращаясь откуда-то из дальнего далека. Из глубокой задумчивости.
— Именно вы должны убедить ваших последователей в своей искренности, мистер Цудак, — воскликнул он, вскакивая. — Если вы публично отречетесь, если сумеете поколебать своих сторонников, тогда мы позволим вам вознестись. Предложим те же блага, что и всем членам Орбитальных Компаний. То, что вы называете «бессмертием», хотя этот термин весьма неточен и даже вводит в заблуждение. Скажем так: очень продолжительная жизнь, куда более длинная, чем ваш обычный человеческий век. И, разумеется, обратимость старения.
— Будьте вы прокляты, — прошептал Цудак.
— Подумайте об этом, мистер Цудак. Очень щедрое предложение, особенно потому, что однажды вы уже отвергли нас. Мы крайне редко даем кому-то второй шанс, но в данном случае готовы пойти на уступки. Должен добавить, что этим вы обязаны Эллен. Впрочем, как и в первом случае.
Цудак поспешно глянул на Эллен, но ее лицо оставалось бесстрастным.
— Ваше состояние трагически ухудшилось, мистер Цудак, — неумолимо продолжал механизм. — Вы почти не функционируете. Нужно сказать, что держитесь вы неплохо, но дела ваши плачевны. Правда, не существует проблем, неподвластных нашим приборам. Если вы вознесетесь с нами сегодня, к завтрашнему утру будете снова молоды и восстановите все функции.
В комнате установилась звенящая тишина. Цудак снова взглянул на Эллен, но на этот раз она отвернулась и обменялась с кибером многозначительными взглядами, хотя та информация, которую они передали друг другу, была выше понимания старика.
— Теперь я вас оставлю, — объявил механизм. — Вам нужно многое обсудить с глазу на глаз. Но решайте побыстрее, мистер Цудак. Вам необходимо отречься сейчас, для максимального психологического и символического эффектов. Уже через несколько часов мы потеряем к вам интерес, и предложение будет снято.
Механизм сухо кивнул и, повернувшись, направился к стене. Стена находилась всего в нескольких шагах, но механизм так до нее и не добрался. Вместо этого стена начала словно отступать перед ним, и он мерно зашагал по темному, удлинявшемуся туннелю, очень медленно уменьшаясь в размере, словно находился в нескольких кварталах отсюда. Наконец, когда они увидели только крошечный манекен, ритмично двигавший руками и ногами, совсем маленький, как бы отдалившийся на много миль, и кухонную стену не больше игральной карты в конце бесконечного туннеля, механизм словно резко свернул куда-то и исчез. Стена мгновенно встала на свое место. Из нее выглянул шокированный Джозеф, тараща огромные, с блюдца, глаза.
