— Думаю, что кое-что получится, — отвечаю я осторожно, хотя теперь у меня начинает зарождаться все большая уверенность, что часть фонограммы восстановить, видимо, удастся.
— Вы будете нужны мне. Мы устроим сегодня «медицинский осмотр» нашей девушки.
По улыбке Рэшэда догадываюсь, что он шутит, но смысл шутки мне непонятен. Смотрю на него вопросительно.
— К нам придет известный антрополог, — поясняет Рэшэд. Будет «осматривать» ее. Может быть, это даст нам что-нибудь новое, хотя я лично не очень в этом уверен. Приготовьте, пожалуйста, аппаратуру.
Я знаю, Рэшэд много работает в последнее время и конечно же очень устает. Это я заметила уже несколько дней назад по его глазам.
Знаменитый антрополог приходит лишь к концу дня. Он очень вежлив и несколько старомоден. С удивлением узнаю, что ему более ста лет. Вот уж ни за что не дала бы ему столько!
Затемняю окна. Включаю аппарат. Антрополог внимательно смотрит на экран. Когда лента кончается, просит:
— Еще раз, пожалуйста.
Снова с тем же вниманием смотрит он на возбужденное лицо девушки. Так еще никто на нее не смотрел. Даже Рэшэд, видевший ее чаще всех и почти влюбившийся в нее.
Лента кончается. Я отдергиваю шторы, а антрополог все еще смотрит на экран. Сосредоточенно думает о чем-то. Не ожидая его просьбы и разрешения Рэшэда, включаю аппарат в третий раз.
Антрополог признательно улыбается.
Наблюдаю теперь за Рэшэдом. На лице его нет ни тени утренней усталости. Не обращая внимания ни на меня, ни на девушку с Эффы, он смотрит только на антрополога. Мне не трудно прочесть в его взгляде затаенную надежду.
— Ну что? — с трудом скрывая волнение, спрашивает он антрополога, как только я выключаю аппарат.
— Вы понимаете, голубчик, — будто очнувшись от забытья, поворачивается антрополог к Рэшэду, — готов согласиться с вами, что девушка не наша.
— То есть как это — не наша? — восклицаю я, сама удивляясь своему порыву.
Рэшэд недовольно машет на меня рукой.
— Похожа, конечно, — продолжает антрополог. — Но строение черепа и удивительное совершенство всех линий лица свидетельствуют о чрезвычайно высоком развитии. Видимо, там, антрополог показывает пальцем вверх, — мыслящие существа в эволюции своего вида прошли более длительный, чем мы, путь и достигли очень высокого физического совершенства.
— А этот более длительный путь их развития обязательно ли должен увенчаться большим, чем у нас, успехом в технике и общественном устройстве? — спрашиваю я, хотя хорошо понимаю, что задать этот вопрос мне следовало бы не антропологу, а историку.
— Не обязательно, конечно, — охотно отвечает антрополог. — Скорее всего, наоборот. Их каменный век, видимо, длился дольше, чем наш. И это потребовало от них значительно большего физического напряжения и развития скелетной и мышечной системы. Они к тому же могли не сразу научиться обрабатывать металлы. Длительное время могло быть отсталым и их земледелие. Все это, видимо, являлось результатом их разобщенности, невозможности заимствовать опыт друг у друга. В такой обстановке приходилось полагаться главным образом на безупречное физическое развитие, на совершенство структуры всего организма, ибо в суровой борьбе за существование, которую, конечно, пришлось вести обитателям Эффы, могли выжить только физически хорошо подготовленные существа.
— Но почему же все это так усложнилось у них?
— Тому могло быть немало причин, — терпеливо поясняет антрополог. — Главным же образом потому, что на Эффе были, наверное, более суровые природные условия, чем у нас на Джумме. В результате постоянной борьбы с природой у них и выработался очень совершенный физический тип. Полагаю в связи с этим, что их девушка, запечатленная на магнитной ленте, только нам кажется такой красавицей. На Эффе она, может быть, самая заурядная. Даже сокрушается, пожалуй, что другие красивее ее.
Почувствовав, что его ответ не вполне удовлетворяет меня, антрополог смущенно улыбается и поясняет:
— Я ведь не специалист в вопросах общественного развития, а всего лишь антрополог, поэтому высказал вам только те соображения, которые относятся к объяснению возможности существования на Эффе физически более совершенного вида разумных существ. Причем под физическим совершенством я имею в виду главным образом анатомическую структуру.
— Но вы, конечно, понимаете, Шэрэль, — улыбаясь, замечает Рэшэд, — что совершенство физического строения тела жителей Эффы вовсе не означает интеллектуального превосходства их над нами. Нам просто не потребовалось развивать свое тело до такого совершенства.
— А вас не удивляет, что живые существа на Эффе так похожи на нас? — спрашиваю я антрополога.
— Нисколько. Это закономерно. В грандиозном эксперименте природы, поставленном на гигантском пространстве целой планеты и длившемся более миллиарда лет, совсем не случайно складываются внешние формы разумных существ. Живая природа разнообразна лишь в своих низших формах. Развитие высших происходит в более узких, я бы даже сказал, в жестких границах. Мыслящие существа выделил из царства животных труд. Это он сделал и их, и нас из четвероногих двуногими, ибо для того, чтобы трудиться, следовало иметь свободными передние конечности. Вот эти-то объективные причины и определяют наиболее характерные особенности строения тела мыслящих существ.
Подняв на меня по-молодому блеснувшие глаза, антрополог спрашивает:
— Ну, скажите, пожалуйста, можете вы себе представить разумные создания четвероногими? Ни к чему им и четыре руки: для того, чтобы работать, их вполне устроят и две, так же как они устраивают нас.
Сказав это, антрополог поворачивается к Рэшэду и смущенно улыбается:
— Вы уже простите, голубчик, что я объясняю вашей сотруднице такие вещи, которые вы растолковали бы ей не хуже меня.
— Ну что вы! Я и сам с удовольствием вас слушаю, — почтительно наклоняет голову Рэшэд. — Вы считаете, значит, что жизнь всюду непременно подчиняется определенным условиям?
— В этом убеждают нас представители животного и растительного миров нашей планеты.
— А вы распространяете эту закономерность и на другие обитаемые миры?
— У нас нет абсолютно никаких оснований полагать, что на других планетах действуют иные, отличные от наших, законы природы. Напротив, чем больше познаем мы окружающее нас космическое пространство, тем достовернее убеждаемся, что наша Джэххэ во всем подобна другим звездам того же спектрального класса. Во всяком случае, в пределах нашей Галактики. Ну, а планеты таких звезд в соответствующих условиях тоже мало чем будут отличаться друг от друга.
