В узких проходах между домами играли дети, готовили пищу женщины и слонялись мужчины, так что наш эскорт с большим трудом пробился к центру деревни. Мы постоянно натыкались или наступали на мужчин, женщин и детей, большинство из которых не обращало на нас никакого внимания, в то время как другие ужасно свирепели, если мы касались их.
Во время нашего короткого путешествия по деревне мы заметили несколько странных картин. Один мужчина, сидящий перед своей дверью, неожиданно изо всех сил ударил себя камнем по голове.
— Стой, — закричал он, — или я убью тебя.
— Правда убьешь? — спросил он сам себя, и снова ударил по своей голове; после этого он выронил камень и, задыхаясь, упал на землю.
Я не знаю, чем закончилась его ссора с самим собой, так как мы завернули за угол дома и потеряли его из виду.
Немного дальше мы наткнулись на женщину, державшую вниз головой кричащего ребенка и пытавшуюся перерезать ему горло каменным ножом. Этого я не смог вынести: я схватил ее за руку и отдернул от горла ребенка.
— Зачем ты делаешь это? — спросил я.
— Этот ребенок никогда не болел, — ответила она, — значит с ним что-то не так. Я хочу избавить его от несчастий.
Вдруг ее глаза загорелись яростью, она прыгнула вперед и сделала попытку ударить меня ножом.
Я отбил ее удар, и одновременно с этим один из моих сопровождающих сбил ее с ног древком своего копья, в то время как другой грубо толкнул меня вперед по узкому проходу.
— Не лезь не в свое дело, — закричал он, — если не хочешь неприятностей.
— Но вы же не собираетесь позволить этой женщине убить ребенка? — спросил я.
— Почему я должен вмешиваться? Когда-нибудь мне самому захочется перерезать чье-нибудь горло, и я не хочу, чтобы кто-нибудь мешал моему веселью. Возможно, мне даже захочется перерезать горло тебе.
— Неплохая мысль, — заметил другой воин.
Мы повернули за угол дома, и через мгновение я снова услышал крики ребенка, но ничего не мог с этим поделать: теперь мне нужно было думать о моем собственном горле.
Наконец мы вышли на открытое пространство перед низкой, перекошенной, дико выглядевшей конструкцией. Это был дворец Мизы, короля. В центре площади перед дворцом стояла огромная, гротескная, непристойная деревянная фигура, представляющая собой существо, бывшее наполовину человеком, а наполовину — зверем. Вокруг нее, словно акробаты, ходили «колесом» несколько человек. Казалось, никто не обращал на них внимания, хотя на площади было много людей.
Проходя мимо фигуры, каждый член нашего эскорта сказал: «Приветствую, Огар!» Они заставили нас с Зором приветствовать эту фигуру таким же способом, после чего мы двинулись ко дворцу.
— Это Огар, — сказал один из наших сопровождающих. — Вы должны всегда приветствовать его, когда проходите мимо. Все мы — дети Огара. Мы обязаны ему всем. Он сделал нас такими, какие мы есть. Он дал нам наш великий разум. Он сделал нас самыми прекрасными, самыми богатыми, самыми сильными людьми Пеллюсидара.
— Кто эти люди, которые кувыркаются вокруг него? — спросил я.
— Это — жрецы Огара, — ответил воин.
— А что они делают? — спросил я.
— Они молятся за всю деревню, — ответил он. — Они берегут наше время. Если бы они не молились, пришлось бы молиться нам самим; а молитвы очень утомительны.
— Это я вижу, — сказал я.
Нас пропустили во дворец, который был самым причудливым и сумасшедшим строением, которое я когда-либо видел; здесь предводитель наших сопровождающих передал нас другому джуканину, распорядителю дворца.
— Вот, — сказал он, — несколько очень добрых друзей, которые пришли навестить Мизу и принесли ему подарки. Не перережь по какой-нибудь случайности им горло и не позволяй другим сделать это, если только они не откажутся поговорить с Мизой, который, я знаю, очень хочет побеседовать с ними.
Когда мы вошли, дворецкий сидел на полу. Увидев нас, он не поднялся и не прекратил своего занятия. Он отпустил наш эскорт и попросил меня и Зора сесть на пол и присоединиться к нему.
В грязном полу он выкопал ямку кончиком своего ножа, в эту ямку начал вливать смесь воды и вынутой им земли до тех пор, пока ямка не оказалась заполненной веществом наподобие мягкой глины; после этого он взял часть его в руку, придал форму шара, расплющил и осторожно положил на пол рядом с собой.
Он наклонил к нам голову и сделал рукой приглашающий жест в сторону ямки.
— Пожалуйста, присоединяйтесь, — сказал он. — Это не только изысканное развлечение, но и хорошее упражнение для просветления и воспитания характера.
Мы с Зором, вместе с дворецким принялись за изготовление пирогов из грязи.
Гуфо, дворецкий, в чье распоряжение мы были переданы, казалось был доволен нашей работой. Он сообщил нам, что его занятие было чрезвычайно важным, какое-то инженерное открытие, которое революционизирует Пеллюсидар; окончив рассказывать нам все это, он свалил всю грязь обратно в ямку, выровнял ее и прибил рукой, пока ее поверхность не слилась с поверхностью остального пола.
— Ну-ну, — сказал он, — это была вкусная еда. Надеюсь, вам понравилось.
— Какая еда? — ляпнул я, не подумав, ведь я не ел со времени последнего сна и был изможден от голода.
Он нахмурил брови, как бы стараясь припомнить что-то.
— Что мы делали? — спросил он.
— Пироги из грязи, — ответил я.
— Ах ты, — сказал он. — У тебя дырявая память, но мы это исправим.
Он хлопнул в ладоши и выкрикнул что-то неразборчиво. Из соседнего помещения появились три девушки.
— Сейчас же принесите еду, — приказал Гуфо.
Немного погодя девушки вернулись с тарелками пищи. В них были мясо, овощи и фрукты — все выглядело очень аппетитно. Мой рот наполнился слюной в предвкушении обеда.
— Поставьте, — сказал Гуфо, и девушки поставили тарелки на пол.
— Теперь ешьте, — сказал он им; они послушно принялись за еду. Я немного подвинулся к ним и протянул руку за куском мяса, однако Гуфо ударил меня по руке и закричал:
— Нет, нет!
Он внимательно следил за девушками.
— Съешьте все, — сказал он, — до последнего кусочка.
Пока они выполняли его распоряжение, я мрачно смотрел, как исчезает еда. Когда девушки все доели, он отправил их обратно, после этого повернулся ко мне и хитро подмигнул.
— Я слишком умен для них, — произнес он.
— Разумеется, — согласился я, — но я все еще не понимаю, почему вы заставили девушек все съесть.
— В том-то и дело. Я хотел проверить, не отравлена ли еда, теперь я знаю, что не отравлена.
