Вайоминг была в черных шортах и черном пуловере – в дороге практично, а на блондинке красиво. Но я женат с детских лет, замечал, что женщины носят, и в жизни не видел, чтобы смугляночка, да еще при косметике, по доброй воле ходила в черном. Опять же, юбки носили в Луна-сити только модницы. А комплект был – юбка и что-то сверху, судя по цене, должно быть, модный. Размер выбрал наугад, но материал здорово тянулся.
Встретил троих знакомых, обменялись парой слов, но с их стороны никаких необычных комментариев. Никто, похоже, паром не писал, торговля шла как обычно; трудно было поверить, что пару минут назад уровнем ниже и меньше чем в километре отсюда учинилась заруба. Я отложил это на потом подумать. Сам шума не поднимал, мне-то ни к чему было.
Отнес все эти причиндалы Ваечке, позвонил, передал; завалился на полчасика в харчевню на кружку пива, поглядел, что по видео гонят. Ни гу-гу, никаких тебе «слушайте срочный выпуск новостей». Вышел, опять позвонил, жду.
Выкатилась Вайоминг – я ее не узнал. Потом узнал и выдал переходящие в овацию. «Фьюити», щелчки пальцами, охи и полные круговые обзоры.
Ваечка стала смуглей меня, причем пигмент лег великолепно. Должно быть, кое-что у нее в сумке с собой было, потому что глаза стали темные, ресницы тоже темные, рот вдвое больше и пунцовый. Волосы она покрасила тем, что я купил, зачесала наверх то ли узлом, то ли гребнем, но ее крутые кудряшки в достаточной мере не поддались, и вышел какой-то сногсшибательный фик-фок. Не афро, но уж и не Европа. Что-то смешанных кровей и, стало быть, больше похоже на лунтичку.
Красный комплектик оказался мал, в облипочку, как набрызганная эмаль, и с бедер стебал статическим зарядом. Из сумочки она вытащила какие-то помочи, но их пришлось пропустить под мышками. Туфли она ликвиднула или в сумочку спрятала, оказалась босиком и чуть ниже ростом.
В целом вышло в струю. А главное дело, совсем непохоже на агитаторшу, которая толкает речугу перед гопой фраеров.
Пока я выдавал овацию, она вовсю улыбалась и боками покачивала. Два пацаненка приостановились и с визгом поддержали меня, цокая каблуками. Пришлось им намекнуть, чтобы отвалили. Вайоминг подплыла ко мне и взяла под руку.
– В натуре подходяще?
– Ваечка, вы как тот игральный автомат. Поет и манит, и так и тянет воткнуть монету да в щелку эту.
– Ну, раздухарился! Много хочешь за монету. Тоже мне турик-дурик!
– Не злись, красотка. Не по купле, а по любви. Скажи, что тебе надо. Если меда, то у меня целый улей.
– Ты даешь! – она ткнула меня кулачком под ребра. – Насчет меда, я сама пчелка, кореш. Если у нас с тобой когда-нибудь будут эники-беники, на что непохоже, со стороны нам не понадобится. Пошли, поищем эту гостиницу.
Что мы и сделали. Я заплатил за номер. Вайоминг сунулась, но не было нужды. В конторке глаз не подняли от своего вязанья, не соизволили. Войдя, Вайоминг задраила люк.
– Красота!
Еще бы не красота за тридцать два-то гонконгских! По-моему, она всерьез ожидала кабинку, но я ее туда ни за что не сунул бы даже ради спрятаться. Комфортный люкс на двоих с ванной, вода без ограничений. Телефон и автоподатчик из харчевни, что мне весьма кстати.
Она открыла сумочку.
– Я видела, сколько ты платил. Давай рассчитаемся.
Я потянулся, закрыл ее сумочку.
– Сама говоришь: со стороны не понадобится.
– Так то про эники-беники. Ты же на эту ночлежку потратился из-за меня. Так что…
– Кончай насчет этого.
– Слушай: пополам. С тебя половина, с меня половина.
– Нихьт. Ваечка, ты же не дома. Тебе еще гроши понадобятся.
– Мануэль О'Келли, если ты не хочешь, чтобы я внесла свой пай, я линяю.
Я поклонился.
– Дасведанйа, гаспажа, и спакойнноучи. Надеюсь, еще встретимся.
И пошел отдраить двери. Она глянула волком, захлопнула сумочку.
– Хрен с ним! Я остаюсь, будь ты неладен!
– Добро пожаловать с радостью.
– Но я это запомню. Я тебе очень благодарна, но я к подачкам не привыкла. Я вольняшка-одиночка.
– Поздравляю. И не сомневался.
– А ты тоже не злись. Ты мужик что надо, я таких уважаю. Хорошо, что ты за нас.
– Вовсе я не за вас.
– То есть как это?
– Остынь. Я не за Вертухая. Но не скажу, чтобы Мизинчик, упокой готт его благородную душу, постоянно мне снился. Нежизненная у вас программа.
– Но, Манни, ты не понял. Если мы все…
– Вай, не надо. Хватит политики. Я устал и есть хочу. Ты когда в последний раз ела?
– О господи! – она вдруг сделалась маленькая, молоденькая, усталая. – Не помню. По-моему, в вертокате. Шлемный рацион.
– Что бы ты сказала насчет филе по-канзасски, с кровью, с жареной картошечкой, плюс соус Тихо, зелень и кофеёк? А перед этим глоточек?
– Божественно!
– И я про то же. Но в этот час в этой дыре нам крупно повезет, если сыщутся хлорелльные щи и сосисочный фарш. Что будешь пить?
– Всё равно. Хоть спиртягу.
– Окей.
Подошел к автоподатчику, нажал кнопку.
– Меню, пожалуйста.
Он сработал, и я выбрал пару отбивных с гарниром, две порции яблочного пирога со взбитыми сливками, полбанки и ледок. Пометил.
– Как, думаешь, ванну принять успею?
– Валяй. Ароматней будешь.
– Всё тело чешется. Двенадцать часов в гермоскафе – и ты провонял бы. Вертокат жуткий попался. Я скоренько.
– Секундочку, Вай. А эта штука не смоется? Она тебе еще понадобится при отъезде, как ни кинь, куда ни сунься.
– Само собой. Но ты купил втрое, чем я пользуюсь. Извини, Манни. Когда я езжу по этим делам, обычно беру с собой запас. Разное бывает. Как нынче вечером, хотя нынче уж вовсе не в дугу. Но тут времени не было, капсулу пропустила и чуть не пропустила вертокат.
– Раз так, объявляется генеральный мокрый драй.
– Йессэр, капитан. Спинку мне тереть без надобности, но дверь я не закрою, поболтать охота. Просто ради компании, не сочти за приглашение.
– Делай, как знаешь. Я с женщиной не в первый раз.
– А она дрожит, бедняжка.
Вай улыбнулась, снова ткнула меня кулачком под ребро, сурово ткнула, вошла и приступила.
– Манни, может, ты вперед меня? Для этой смази мне и после тебя сойдет, а тебе меньше вонять будет.
– Дорогуша, вода без ограничений. Лей, не жалей.
– Какой кайф! Дома я одной водой пользуюсь три дня подряд, – она засвистела от тихого счастья. – Манни, ты такой богатый?
– Не богатый, но не плачу.
Звякнул податчик. Я отозвался, заделал два мартини, водку со льдом, ей подал ейный, сглотнул свой и сел, где не видно. Да и зрелища не предвиделось: она была по шею в мыльной пене, пьяная от счастья.
