- Давай уточним: ты имеешь в виду дом, семью, работу?
- Само собой. Без этого какой ты человек.
- Что еще? Допустим, все это у тебя есть, дела твои процветают. Дальше что? Я согласен, голодный и куску хлеба рад. Но вот он насытился. И все? Желать ему больше нечего?
Он что, смеется или считает меня кретином?
- Не обижайся, Марио. Все люди с причудами, а мне тем более простительно. Я ведь могу спросить о чем угодно, о странных порой вещах. Например, что чувствует человек, когда его "разморило". Или какой вкус у креветок.
Марио насторожился. Обмолвка не могла быть случайной.
- У одного писателя, - продолжал голос, - я прочел: зеленое солнце. Потом спрашивал многих, какого цвета солнце, так некоторые тоже обижались.
- Солнце бывает зеленое, - сказал Марио.
- Теперь я знаю. Конечно, вопросом можно обидеть, даже причинить боль. Но как еще я могу узнать людей? Однажды совсем нехорошо получилось. Прошел конкурс детского рисунка. Первый приз получила девочка восьми с половиной лет. Ее звали Несса. Она нарисовала сломанное деревце и надвинувшуюся на него какую-то тень - не то здания, не то сапога. В газете была репродукция: сломанное деревце и тень, ничего больше. Я говорил с этой девочкой. Не здесь, разумеется; попросил встретиться с ней Эгона Хагена, у него с детьми получается. Но разговаривал я, только девочка об этом не догадывалась. И надо же было так неловко спросить, до сих пор себя ругаю. Хочешь, говорю, чтобы дерево на твоем рисунке снова росло, а вместо тени над ним светило солнце?
- Что же сказала девочка?
- Ничего. Она заплакала. И я, кажется, понял почему, только поздно... Извини, если что не так, но мне нужно еще о многом тебя спросить.
Отображение в мраморе шевельнулось - Марио положил ногу на ногу.
- Постарайся меня понять, - голос взывал к вниманию. Человек ведь состоит из желаний, надежд. Это как бы мера его существования: каковы твои устремления, таков и ты. Высокого хочешь - ты значителен, если же только живот набить - ничтожество. Потому и интересует меня, кто чего ищет. Понимаешь?
Нет, до Марио доходило с трудом. Абстракции всегда вызывали в нем раздражение, он не доверял им, как не доверял упаковочному ящику, не видя что в нем, - там мог быть и мусор. Рассуждать он не любил и не умел, философ из него никудышный.
- А кто мне судья? - спросил он агрессивно. - Кто скажет, чего я стою, если я сам не знаю, чего мне хочется.
- Оставим это, - ушел от ответа голос. - Послушай дальше, мой главный вопрос еще впереди. Знает человек о своих желаниях или не знает - не в этом суть. Они все равно есть, и люди стремятся к ним. Но как? Увидел на яблоне плод, навалился - и сломал дерево... Умница девочка. Надо же, восемь с половиной лет - и так понять! Тебе не хочется ее повидать?
Марио промолчал. Он не мог уловить канву разговора, его смысл и испытывал смутное беспокойство и тревогу.
...машина стояла в гараже, за домом. Пользовались ею редко. За две недели, как его привезли на ранчо, лишь однажды он услышал шум мотора. Выбежал во двор, но опоздал - только пыльный след. "У отца дело в городе, - сказала женщина, ласково посмотрев на него грустными глазами. - Он скоро вернется". После обеда машина снова была в гараже... Марио плотно прикрыл за собой ворота, выждал, пока глаза забудут солнце. Кабина его не интересовала, там никого нет. Таинственное существо жило в железной коробке. Это к нему лазают головой люди и шепотом о чем-то договариваются, Он видел, как открывают капот, и без труда откинул крышку. Пахнуло нагретыми парами бензина, мотор еще не успел остыть...
- Ведь и ты ломал деревья, а, Марио? Вспомни, в детстве. Было, было. Все мальчишки что-нибудь ломают. Но и это не главный мой вопрос... Подожди минутку, что-то передают. Голос отключился, и на несколько секунд установилась пронзительная тишина. Марио подался вперед, всматриваясь в свое отражение. Он не узнал себя: на него смотрело чужое лицо. Воздух дрогнул. - Извини, сообщение из Женевы. Начались переговоры. Тебя это интересует?
- Большая политика не для таких, как я.
- Ну, это ты зря. На то она и большая, что касается всех. Чего стоят все твои желания, если случится что.
- Война что ли?
- Да еще какая! Она сметет всех без разбора - богатых и бедных, счастливых и несчастных, ту же бездомную собаку, о которой ты говорил. В Хиросиме в секунды смело двести тысяч душ. А та бомба просто игрушка по сравнению с теми, что сейчас.
- Тут спорить не о чем. Только от меня ничего не зависит, хоть я из кожи лезь. Разве что в пикете стоять да подписать какую бумажку. Но толку что, не верю я в это. На то есть президент, конгресс, депутаты разные...
- Постой, постой, - перебил его голос. - Теперь я задам свой главный вопрос. Представь, что ты, Марио Герреро, все можешь. Как ты пожелаешь, так и будет. Словом, ты бог, и перед тобой весь этот мир. Что бы ты сделал, как бы распорядился?
Лицо в глубине мрамора поплыло, исказилось, Марио встал, чтобы не видеть его. Отчего такая усталость? Словно кто влез ему в душу и перерыл там все, переворошил, живого места не оставил. Что он ищет, чего ему надо? Звезды, креветки, сломанное дерево, девочка, война и теперь вот бог. Не хотелось ни слушать, ни отвечать.
- Каждый делает, что может, и в ответе за это. С всевышнего и спрос всевышний, а я не бог. И к чему эта игра? Пойду я, устал.
- Мы не играем, Марио. Или это была бы самая дорогая игра. Я не шучу. Час моего времени стоит четверть миллиона. Мы с тобой наговорили на двести тысяч долларов. Слышишь: мы, не я один. Это теперь и твоя цена. Говоришь, от тебя ничего не зависит? Ошибаешься. А если тебе захочется что-то сделать со мной? Взбредет вдруг такое в голову. Внизу, напротив лифта, еще одна дверь. Не заметил? Там склад, валяется всякий хлам, остался после строителей. И среди этого хлама - канистра. Чистейшая серная кислота. Представляешь, что будет, если втащить ее сюда и слегка побрызгать? Мой черепок - это же органика. Вот фонтан будет!
Голос выжидающе замолчал, словно хотел узнать, какое произвел впечатление. Марио отрешенно смотрел на голубое свечение - оно стало ярче. Яйцо полыхало, как небо при полярном сиянии.
Канистра. Причем тут канистра?
...ждали представителя приюта. Приехал Рой. Марио узнал его по голосу. В соседней комнате кто-то, возможно, полицейский, обстоятельно рассказывал, как все произошло, беспрерывно повторяя "надо же". "На девятом участке, отъехать не успели. Надо же! Что у них там стряслось, ума неприложу. Возможно, проводка, замкнуло где. Вспыхнула факелом. Надо же! Вижу - горит,. подъехал - ничего уже нельзя было сделать... Мальчишка вот остался. Надо же!" Открылась дверь. Подошел Рой, присел перед ним на корточки, взял его за плечи, заглядывая в глаза. "Ну, ну, держись, ты же мужчина. Сейчас поедем"...
