— Он степнячий шпион! — внезапно завопил Луи.
Какая-то девочка заплакала.
Барт хотел сказать, что он не шпион, но вдруг заметил, что челюсти его сжаты с такой силой, что на щеках вздулись желваки. Усилием воли расслабил жевательные мышцы, зубы громко скрипнули.
— У дяди глисты, — прокомментировал какой-то ребенок.
Ассоль нахмурилась, наморщила лоб, и ее страшная морда неожиданно перестала быть страшной. Не иначе, вино догнало.
— Благородный господин, вы шли мимо? — обратилась она к Барту.
В этот момент Барт решился. Если он послезавтра умрет, что сегодня имеет значение? Да ничего!
— Леди, позвольте вас на минутку, — учтиво произнес он. — Буквально на пару слов.
— Я не леди, — поправила его Ассоль. — Я благородного происхождения по отцу, но я приняла обеты. Вы можете называть меня сестрой.
Барт саркастически хмыкнул. Сестрой, как же… Впрочем, почему бы и не сестрой? Все равно послезавтра обоим помирать, настолько сестренка смазлива, чтобы оставили в живых. Он ей сейчас добро сделает, подготовит, так сказать, к последнему испытанию.
— Пойдемте, сестра, — сказал Барт.
Галантно подхватил девку под локоть, и повлек по коридору торжественным шагом. Но торжественность была обманчива, Барт просто боялся поскользнуться на гнилой соломе.
— Сюда, пожалуйста, — сказал Барт и направил девицу в первую попавшуюся комнату.
— Там детский нужник! — изумилась Ассоль.
— Тогда не сюда, — поправился Барт. — Что в следующей комнате?
— Детская спальня, — ответила Ассоль. — Там сейчас никого, дети вона играют.
— Вот и хорошо, — кивнул Барт. — Пойдемте в спальню.
На глупенькой мордочке дурнушки впервые появилось подозрительное выражение.
— Гм, — сказала она. — Позвольте поинтересоваться, благородный господин…
Барт решил, что пора переходить от слов к делу. Обхватил девку за талию, подставил подножку, толкнул в плечо другой рукой, она пискнула, потеряла равновесие и бестолково засеменила, подчиняясь направляющему движению. Барт втолкнул ее в детскую спальню и разжал руки.
Это, очевидно, была временная спальня. Здесь не было ни кроватей, ни тумбочек, ни других казарменных атрибутов. Просто большая охапка соломы на полу и в беспорядке разбросаны какие-то одеяла. Ну и ладно.
— Ах! — воскликнула Ассоль.
— Не пищи, дети услышат, — посоветовал ей Барт. — Становись раком.
— Вы не посмеете! — вскрикнула Ассоль, но тише, чем в прошлый раз, умненькая, детей стесняется, похвально. — Ваш командир обещал…
— Не лги мне, — сказал Барт. — Я при том разговоре присутствовал и точно помню каждое слово. Ты разве ребенок?
— Нет, — ответила Ассоль, несколько растерянно.
— Тогда становись раком, — потребовал Барт. — А то будет больно.
Подождал немного и добавил с особой доверительной интонацией, отрепетированной еще в столице:
— Да хватит тебе кобениться, от этого не умирают, оно даже приятно. Тем более послезавтра все равно умирать.
— Ах, вот в чем дело, — сказала Ассоль с неожиданным облегчением. — Прости, я думала, ты маньяк, а ты трус. Давай лучше помолимся Птаагу Милосердному…
Она не договорила. Барт ударил ее кулаком в скулу, получилось не особо сильно, несподручно бить сидячего, когда сам стоишь, но все равно дух из девки вышибло неслабо. Ишь чего удумала, благородного офицера трусом называть! Сейчас ты у меня, стерва, попляшешь!
Барт повернул бездыханное тело, задрал на голову подол монашеской робы и изумленно присвистнул. Никогда не видел такого контраста — сверху крокодил крокодилом, а снизу вполне себе пригожая девица. Ну, держись, красавица, принимай воина в гости.
— Ее нельзя трахать, — послышался из-за двери детский голос. — Она обеты дала.
— Заткнись, ублюдок, — пропыхтел Барт, стараясь не сбиться с ритма.
Он вспомнил: Мюллер, так она назвала эту малолетнюю скотинку.
— Я теперь понял, что такое грех, — сказал Мюллер. — Раньше не понимал, а теперь понял. Грех — это как ты себя ведешь. Сильных боишься, слабых обижаешь. Не стыдно?
— Заткнись, ублюдок! — повторил Барт, на этот раз во весь голос.
— Зато я не трус, — спокойно сказал Мюллер.
Барт выхватил кинжал и метнул в дверь, не глядя. Послышались удаляющиеся детские шаги. Странно, что нож не зазвенел, когда упал, неужели попал? Неудобно получилось — хотел пацана отпугнуть, а случайно зарезал. Ну и наплевать.
Трахать бесчувственное тело было необычно, будто не живую девку трахаешь, а покойницу. Барт долго не мог кончить. Только когда девица стала приходить в себя и зашевелилась, тогда только получилось. Отдышался, снял подол с девкиной головы, прилег рядом, по-хозяйски облапил грудь.
— Вот и все, а ты боялась, — сказал Барт.
— Теперь ты на мне женишься, — сказала девка.
Спокойно так сказала, уверенно, как будто назвала время ужина или, например, указала дорогу в прачечную. Даже смешно.
— Да ради всех богов, — улыбнулся Барт. — Все равно послезавтра помирать. Почему бы не жениться на крокодилице?
— Я тебя за язык не тянула, — сказала монашка. И добавила: — Никогда не думала, что так обернется.
— Гордишься? — спросил Барт.
— Стыжусь, — ответила Ассоль. — Стыдно от труса детей рожать.
— Рожать не придется, — заверил ее Барт. — Послезавтра все помрем. А тебя степняки сначала трахнут хором, а потом убьют.
— Послезавтра ни тебя, ни меня здесь не будет, — возразила Ассоль.
Барт почувствовал, как под ложечкой екнуло. Надежда?
— С какого перепугу? — спросил он.
— Твой отец от тебя отречется, — ответила она. — Он ведь по-настоящему благородный, не такой, как ты. Матушка Ксю женит меня на тебе, нас изгонят. Если повезет, доберемся до Палеополиса живыми.
В коридоре послышались шаги и приглушенные голоса, один женский, а второй… гм… отцовский. Барт подскочил, как ужаленный, заправил рубаху в штаны, и едва успел подпоясаться уставным образом, как на пороге появился граф Ромул собственной персоной. Из-за его плеча выглядывала старуха-настоятельница, Барт только сейчас заметил, что она ростом почти с отца.
— Ассоль, ты как? — спросила старуха.
— Отлично, — ответила Ассоль. — Он обещал на мне жениться.
Ромул поперхнулся и закашлялся. Старуха-настоятельница хлопнула его по спине, граф пошатнулся и едва не вошел лбом в гранитный косяк.
— Спасибо, что не посохом, — пробормотал Ромул вполголоса.
— В следующий раз будет посохом, — сурово произнесла Ксю. — Распустил отродье…
