Он еще не заметил ее. Она колебалась, сжимая в руках сумку и думая, что изменить решение еще не поздно. Может, в кассах найдется одно место на ближайший до Гавайев. Сейчас она вполне поняла: не следовало ей сюда приезжать. Вообще не следовало. Не осталось для нее здесь ничего. Кроме боли.
Но он уже увидел ее и помахал рукой. Жест был угловато неуклюж - он никогда не отличался грациозностью. Если уж становишься придатком компьютера, подумала она, это на всю жизнь. Такие не меняются. Такие и умирают, не узнав, что такое - быть человеком.
Мысленно махнув на все рукой, она устало подошла в нему, стыдясь того, что ей не хватило духу повернуться и уйти. Он обнял ее за плечи и неловко привлек к себе.
- Юми. Большое спасибо, что ты приехала.
- Как твои дела? - вполголоса спросила она.
- Замечательно. А твои?
- В порядке.
Он повернулся и пошел вперед,- широко шагая, что значило, что ей не следует отставать. А вокруг друзья встречали друзей, родственники - родственников, смеялись, обнимали друг друга... Юми спокойно и сдержанно смотрела прямо перед собой. Лицо ее не выражало никаких чувств.
- Уже сколько лет этот аэропорт не ремонтировался.- Он с неудовольствием огляделся вокруг: грязный ковер, потемневшая плитка потолка, засыхающие в горшках пальмы.- Знаешь, я еще помню время, когда оно принадлежало "Пан-Ам"... Нет, TWA. А правительство никогда не имело подхода к ведению дел в авиаиндустрии.- Заметив, что она отстала, он остановился и оглянулся.- Может, мне взять это? - Последовал кивок на парусиновую сумку.
- Спасибо, я сама.- Она крепче сжала пальцы, точно он мог отнять сумку силой.- Она не тяжелая. К тому же, не думаю, что в данном случае рыцарство уместно.
Он, похоже, смутился:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты ведь на пятьдесят лет старше меня.
Он вздрогнул, и Юми поняла, что зацепила за больное. Это обеспечило ей толику злобного удовлетворения. Хотя... Наверняка существует лучший способ отомстить ему за то, что он отказывал ей в чувствах.
Они подошли к выходу.
- Тебе нужно получить багаж? - натянуто спросил он.
- Нет. Разве ты не помнишь? Я всегда путешествую налегке.
- Да, конечно. Помню.- Теперь в голосе его звучало раздражение.- Но, Юми, я полагал, что в твоем - уже достаточно зрелом - возрасте можно бы несколько умерить... э-э... богемность.
Оба снова были в своем амплуа, точно и не расставались. Однако он играл свою роль лучше. Жестче - он вообще мало беспокоился об окружающих.
- Извини, что разочаровала, но я столь же богемна, как и прежде. А ты, отец? В тебе-то изменилось хоть что-нибудь?
- Да,- подумав, ответил он.- Некоторые существенные изменения - налицо. Поэтому мне и понадобилась встреча с тобой.
Снаружи, на стоянке, он отключил машину от подзарядного устройства и забросил ее сумку в багажник. Двигался он медленно и напряженно - еще медленнее и напряженнее прежнего - но для своих восьмидесяти с лишком все еще сохранял неплохую форму. Ну да, он же может позволить себе любые мыслимые медицинские услуги и постоянно делает зарядку, хотя удовольствия от этого не получает. Отец всегда рассматривал свое тело как некий механизм, за которым нужно ухаживать во имя существования разума.
Пока он выруливал со стоянки, оба молчала. Вставив свой кредит-диск в счетчик на выезде, отец вывел машину на дорогу к фри-уэю. Вскоре они неслись среди потока машин на север, по верхнему уровню, маленькая машина стала частью полноводной стальной реки, зажатой в бетонном русле. Слева от трассы открывался вид на океан - то есть, по крайней мере, на дамбу Санта-Моника. Конструкция заметно подросла, опережая на шаг постоянно повышающийся уровень моря.
Юми снова перенесла внимание на хай-уэй. Отец водил машину по-лихачески, резко перескакивал с полосы на полосу, и это заставляло нервничать.
- Ты был так загадочен, когда звонил мне,- заговорила она, чтобы развеять напряжение.- Словно случилось что-то серьезное.
Ответ последовал не сразу. Молчание длилось так долго, что Юми уже начала сомневаться, была ли услышана.
- Знаешь, мы с тобой никогда не были особенно близки,сказал он наконец.- У меня было очень много времени, чтобы подумать над этим, и я пришел к заключению, что грех тут был, в основном, мой.
Юми раскрыла было рот для ответа, но поняла, что отвечать ей нечего. Он всегда избегал прямого разговора о расхождениях меж ними. Окружать разделяющую их брешь забором из препираний куда более в его стиле.
- Твоя мать хотела иметь детей.- Он заговорил быстро, словно желая поскорее выложить все и покончить с этим.Кацуко была женщиной определенной, и переубедить ее - в чем бы то ни было - было весьма нелегко. Я был уверен в своей компетенции, как отца, и согласился.- Он покачал головой, плотно сжав тонкие губы.- Мне, Юми, следовало поговорить с тобой на данную тему гораздо раньше. К сожалению, я этого не сделал.
Она была сбита с толку. Без ее согласия, без всяких прелюдий отец поменял наиглавнейшие правила их игры.
- Недавно я понял, что мне нужно достичь с тобой некоторого взаимопонимания,- продолжал он.- И, если я не улажу этого сейчас, потом может оказаться слишком поздно.
- Понятно,- сказала Юми, не зная, стоит ли верить.Однако... - Ты говоришь так, словно... С тобой все в порядке?
Последовала еще одна долгая пауза.
- Нет. Мне поставлен диагноз - опухоль спинного мозга. Даже теперь, при всех технических достижениях, случай неоперабелен.- Он предостерегающе поднял руку.Пожалуйста, давай не будем обсуждать варианты ухода и лечения. В частности; избавь меня от лекций по альтернативной медицине. Я смирился, Юми, и перед смертью желал бы лишь привести вещи к некоему подобию упорядоченности. Ты можешь помочь мне в этом?
- Конечно.
Слово вылетело само собой. Она не знала, что тут и думать, а уж тем более - что нужно говорить.
- Прости,- сказала она.- Понимаю, звучит не слишком-то, но мне действительно нужно прощение.
Несколько секунд он смотрел на нее. Она заглянула в его лицо. И даже сейчас отец был для нее загадкой... Собственную, близкую и неотвратимую, смерть описывает сухо и прозаично, словно досадный сбой оборудования... Никогда прежде он не раскрывался перед ней настолько, однако она заметила отстраненность в его глазах.
ИДИЛЛИЯ
Несколькими часами позже они свернули с прибрежной дороги на грунтовую, с глубокими колеями, уходящую в поросшие лесом холмы. Послышалось пение птиц, в воздухе повеяло лесом. Машина все выше и выше взбиралась на холм; показались разбросанные среди деревьев хижины-самостройки. Большинство местных вели свой род от хиппи-почвенников, решивших вернуться "назад, к истокам" и поселившихся здесь семьдесят лет назад, в шестидесятых прошлого века.
