Скажи ему: не ты, и не оно.
Не может быть. Это ложь. Ещё одна химера.
Но в Книге сказано: если хотя бы двое поверят в одну и ту же ложь, однажды она может стать правдой.
Я ещё могу успеть.
Грубые нити, корявые линии. Хватаю одну за другой, спешу, разворачиваю клубок. Скорее, ближе к центру!
Вгрызаюсь в безобразные корни древа хаоса. Короткий, резкий импульс:
«Отпусти меня».
Ничего в ответ.
«Мне не нужна твоя сила. Не нужно твое могущество. Не нужны три его атрибута».
Убивающий смех тишины. Ничего.
Ты ведь знаешь: не это оно хочет услышать.
Тень.
«Я — не твоя тень».
Пусто. Секунды падают, разбиваются на осколки, просачиваются сквозь решето и уносятся в небытие.
Не то — ты знаешь. Знаешь, знаешь, знаешь: только одно!
Но ведь это будет ложь! Если знаю я — то знает и оно.
Отравленная стрела в сердце: но если это — ложь, то она ничего не значит. Ты можешь произнести её, и ничего не изменится.
Ничего? Картина. Тень!
Будь, что будет.
Белое с чёрным — направленный взрыв. Брызги летят, выворачиваются наизнанку и испаряются. Последнее предательство:
«Я не хочу её видеть. Я больше никогда не хочу её видеть».
Ты врёшь, человек. Сам знаешь, что врёшь.
Но — «у тебя есть тень». У меня…
«Я проиграл. Она больше не нужна мне».
Ещё одна порция обмана. Неужели этого мало? Краткий миг единения с бурлящей, клокочущей массой — и:
«Хорошо, пусть так. Я больше не люблю Илимандру. Я… я никогда не любил её!»
Невозможно стать сильнее силы, говорит Книга. Поэтому нужно стать мудрее. Или, может быть, хитрее?
Только ведь и это — неправда! Вот, ты видишь: оно молчит.
Молчит, верно. Но чернота медленно отступает и обваливается назад в межмировое ничто.
Помни: однажды ложь может стать правдой.
Я повесил картину на стену вместо зеркала.
На ней — столетний дуб, полный сил и желания поделиться ими с каждым проходящим. Его довольные ветви усеяны жизнерадостными листьями, что тянутся к свету. Здесь нет места унынию и печали.
Солнечные лучи наперегонки рвутся в моё окно. Они с опаской прикасаются ко мне, ласково щекочут кожу. Они веселы, как дети на школьной перемене; они не беспокоятся о предстоящей смерти — ведь они не знают, что она всегда наступает.
Там, на картине, я тоже ни о чём не беспокоюсь. Я стою под дубом, и взор мой наполнен неведомыми мечтаниями. Может быть, я мечтаю о новой любви. А может быть, о покое.
И ещё там у меня есть тень. Она оставляет чёткий отпечаток на стволе могучего дерева.
Тень на дереве: совсем как в жизни.
Вечером мы снова увидимся с Ладой. Я предложил ей жить вместе, но она пока боится, и я её понимаю.
Я гляжу на картину вместо зеркала — и думаю о том, сколько у нас ещё времени.
Оно вернётся за мной. Я знаю: оно дало мне шанс, но рано или поздно оно придёт снова.
Надежда умирает последней. Иногда она не умирает вообще.
Но теперь у меня есть и другая надежда.
Может быть, однажды наступит день, когда картина станет правдивой. Когда я смогу увидеть свою собственную тень.
Лада говорит, что и сейчас видит её. Что видела её, когда рисовала меня. Но я ей не верю.
Солнечные лучи падают на мои чёрные волосы и исчезают в них без остатка. Я — светлый отпечаток тьмы? Хотел бы я знать точно.
Гляжу на картину и думаю: если однажды я увижу свою настоящую тень что я почувствую? Чистую радость начала новой жизни — или мертвящий страх безнадёжной обречённости?
Но я не спрашиваю себя об этом. Я боюсь, что когда-нибудь оно ответит.
24.03 — 9.04.2003
