В лазурной гостиной им подали легкое вино и натуральные фрукты.
– Ты была в Храме? – как бы невзначай поинтересовался Рихард.
– Да, – и, предупреждая следующий вопрос, Бет добавила: – с Аэшей Ли. Мы говорили об отце.
– Он был великий человек, – Керет склонил голову.
– Да, – согласилась Бет. – Даже более великий, чем я себе представляла. Но сегодня я была не только в Храме. Я была еще и в магистрате.
– Вот как, – прохладно отозвался Рихард. – И что же?
– Они бессовестно тянут время. А гемы продолжают каждый день погибать от жестокого обращения!
– По вине этологического диверсанта, имя которого тебе известно, – хмыкнул Рихард.
– По вине всяких уродов, которым все равно, что кошку замучить, что человека! – Бет привстала в своем кресле.
– Пусть так – но этими уродами движет страх перед возможным восстанием рабов, – бесстрастно ответил Рихард. – Древний, как жизнь, страх за свою шкуру. И этот страх вселил в них Апостол Крыс.
– Кто бы ни был в этом виновен, – в голосе Керета прозвучали уже знакомые Бет жесткие нотки, – мы не повернем время вспять. От жестокого обращения следует защищать даже жвотных. Пожалуй, я дам Роксане Кордо высочайшее разрешение на организацию приюта. Нет, – юный монарх поднял брови. – Я издам высочайший указ о создании таких приютов на каждом из четырех континентов и назначу леди Роксану исполнительницей этого повеления. С соответственными полномочиями. Как вы хотели назвать свое заведение, Эльза?
– Са… Салим, – Бет осознала вдруг, что вторую часть ответа Тейярре выслушала с открытым ртом.
– Салим… прекрасное слово, – голос Керета сделался опять привычно мягким. – Оно означает «мир».
* * *
Это могло показаться странным и даже смешным, но Констанс не помнила, какого именно числа и в какой день недели Монтег принес весть о том, что Дик жив. Это было настолько потрясающим известием, что этот день так и стал для нее «днем, когда я узнала». Время плена раскололось на «до» и «после»
«До» тянулись беспросветные дни, неотличимые один от другого. Констанс потому и потеряла счет времени, что не происходило ничего. Она учила Джека читать, писать, пользоваться сантором и инфосетью в тех ничтожных пределах, в каких ей позволял допуск. Когда прошли шторма начала осени и установилось спокойное время предзимья – гуляла с братом и сыном по дамбе, наблюдая, как гемы засевают чеки спорами гаса и запускают туда детву угрей и капп. При маноре была небольшая фабрика, где высушенные гаса трепали автоматы, отделяя волокна стеблей от сухих листьев. То, что оставалось после превращения стеблей в массу бурого, пригодного к прядению волокна, смешивалось с разного рода органикой и прессовалось в брикеты для использования в городских и станционных гидропонных системах. Безотходное производство.
Дела вел эконом Плутон, хотя, конечно же, как гем-раб, никаких сделок заключать он не мог – это делал Монтег. Но за весь производственный цикл отвечал Плутон, и за подготовку документов – тоже. Как поняла Констанс из их разговора (даже не подслушанного – просто они привыкли к пленникам), у них были постоянные, не менявшиеся еще со времен Бона покупатели. Дела у их покупателей шли прекрасно: по мере того как уменьшалось поступление на Картаго импортных тканей и волокон (а те, что производились по импортным технологиям, дорожали из-за трудностей с ввозом запчастей для производственных ботов) все большей популярностью пользовалось волокно гаса. Из него выходила гигроскопичная, ноская и легкая в обработке ткань, из него делали красивую бумагу, напольные и настенные покрытия и еще много чего. Кроме гаса, Моро выращивал еще и пауков. Под манором была разветвленная система подземных тоннелей, где жили эти твари. Питались они, как поняла Констанс, все той же растительной органикой, а выращивали их ради шелка. Один раз Плутон показал ей это генмодифицированное существо – бледное, длинноногое создание, хрупкое и недолговечное – жизненный цикл пауков длился год, и каждое четвертое поколение уничтожали, чтобы избежать появления непредсказуемых мутаций. После этого в лабораториях-заводах дома Сонг закупали новую партию самцов и самок – и воспроизводили цикл сначала.
Констанс хотела изучать язык гемов – но со своим ограниченным допуском нигде не нашла никаких пособий. Пришлось изучать нихонский, чтобы не сойти с ума от безделья. Она уже понимала отдельные слова в потоке речи рабов, но не узнавала большинство грамматических форм. Она бы бросила это, если бы нашлось еще какое-то занятие.
Итак, дни сменялись днями, дожди – промежутками ясности, куда-то пропал Моро, а за ним и Монтег – но Констанс не обратила на это особого внимания: эти двое часто исчезали, полностью полагаясь на изоляцию своего поместья и на надежных слуг. Констанс перестала смотреть на календарь, и поэтому, когда Монтег сказал ей, что Дик жив, она не запомнила даты. Это просто случилось.
Сначала она не поверила:
– Не может быть. Это очередная ложь.
Монтег, ни слова не говоря, изменил настройки безопасности сантора, открыв Констанс полный допуск в инфосеть. Чтобы Констанс не возилась долго, он даже лично запустил поиск по словам «Суна Ричард», «Апостол крыс» и «Брат смерти».
Констанс читала сообщения информационных агентств около двух часов, и закончила лишь тогда, когда почувствовала себя близкой к обмороку от наплыва информации. Дик учинил резню в глайдер-порту и бандитском притоне. Дик проповедовал геммам, и с последствиями его проповеди не могут справиться этологи. Дик устроил фейерверк в баре космопорта и бесследно исчез в волнах. Дик послал в инфосеть два сообщения, которве обсуждали на конференциях напропалую.
– Это… конечно, может быть очередной махинацией, – проговорила она, вставая из-за терминала и стараясь не дышать при Монтеге слишком громко. – Хотя я не понимаю, зачем это вам могло бы понадобиться.
– Низачем. Разве это не доказывает, что я всего лишь сказал правду? – Монтег сел в кресло напротив.
– Нет, не доказывает, – покачала головой Констанс. – Я доускаю это, но боюсь вам по-настоящему верить. Ведь даже правды вы не сказали бы мне, если бы вам это зачем-то не было нужно.
– Считайте как вам угодно, – пожал плечами Монтег. Потом встал и сбросил тунику, обнажив торс. – У меня на плечах отметина от его флорда. И на лопатках, – он повернулся спиной, показывая подживший длинный порез. – Я с ним разговаривал не так давно.
– И… что? – Констанс под шалью положила руку на грудь, словно этим можно было унять бешеное сердцебиение.
– Похоже, в последнее время он скверно питался и мало спал, а в остальном вполне здоров, – Монтег влез в тунику.
