Только когда всё это стало ясно Мастеру так же, как за секунды перед этим мне самому, он нарушил тишину, провозгласив:
— Всем закончить обзор. И ко мне!
Мы с ним находились, как вы понимаете, не в пустоте. Остальная тройка успела уже заметить и сообразить, что назревают — или уже назрели — события. И все кинулись к нам, как если бы подали команду обедать. Мастер передал мою находку тому, кто подбежал (если только это слово тут уместно) первым, сопроводив таким напутствием:
— Посмотри и передай товарищу.
Недоделанная зубчатка пошла по кругу. Облачённые в скафандры, мы не могли видеть ни выражений лиц друг друга, ни выразительных телодвижений вроде пожимания плечами, поскольку всё это оставалось внутри нашей скорлупы. Но я был совершенно уверен, что осмотр находки сопровождался поднятием бровей, цоканьем и даже покачиваниями головой — насколько такое было возможно в шлеме. Когда круг замкнулся и изделие вернулось к Мастеру, последовал его вопрос:
— Ваши мнения: что это такое и как оказалось здесь? Высказываться по очереди. Ты, — он чуть повернулся в мою сторону, — будешь последним. Ну?
— Выходит, мы тут не первые, — прозвучал ответ номер один. — Кто-то уже гостил. И потерял эту хреновину. Тоже, наверное, садился для подзарядки. И раз его здесь нет — выходит, убрался по-хорошему. Воодушевляет.
— Ага, — буркнул кэп. — Иные суждения?
— Так, наверное, и было, — согласился второй. — Только вот насчёт «убрался» — не уверен. Не получается «по-хорошему»: тогда обломков не остаётся.
— Если кто-то тут садился, — высказался третий, — а более удобного места нет, мы сами видели, то скорее он всё-таки унёс ноги. Потому что признаков катастрофы нет, кроме этой загогулины. Я думаю, что это не обломок. Просто брак. У них были неполадки, что-то забарахлило, понадобилось заменить какой-то узел, они стали растить деталь, семечко оказалось с дефектом, шестерня выросла сами видите какая, вот её и выкинули. Если бы речь шла об обломках, их тут нашлось бы много.
— Ну, а ты что скажешь? — это было обращено уже ко мне.
Пока ребята выдвигали свои гипотезы, я успел уже в общих чертах просечь ситуацию. И ответил так:
— К серьёзным выводам не готов. Но какие-то точки отсчёта есть. Первая: мы с моим компом тут наскоро просчитали возможности и вероятности. И получается, что если и была серьёзная авария, то следы должны быть не обязательно здесь. Разница температур в зоне яркой тучи и в теневом полушарии даёт максимальную возможную скорость атмосферного потока самое малое на порядок выше того, что мы наблюдаем сейчас. Если помножить эту величину на плотность атмосферы, её массу, результат получится внушительный. Если такой ветерок задует в момент старта, машине не устоять — её понесёт, как сухой лист. В таком варианте серьёзные обломки надо искать там, в горах; если же её швырнуло бы в жидкость, то обломков и вообще не сохранилось бы: там такой набор кислот, что даже защита вроде нашей долго не продержалась бы, она уже при ударе откажет — сперва полевая, а потом и химическая. Так что — в горах или на побережье. Но только вообще эта версия о другом корабле меня не убеждает: скорее всего, его тут и не было вовсе.
— У тебя получается «А был ли мальчик?» — возразил мне первый из трёх. — Проаргументируй.
— Попробую. Первое соображение: эта планета не могла быть целью какого-то рейса — просто потому, что о самом существовании её никому не было известно. Значит, возможность одна, как и у нас: случайность. Если корабль тут и остался, то он неизбежно должен был попасть в рубрику пропавших без вести и находиться там и по сей день. Так вот, я тут на минутку связался с нашим корабельным супером и получил информацию: все без исключения корабли, что проходят сейчас как без вести пропавшие, принадлежат к классу непосадочных: тяжёлые машины, что и монтируются на орбитах, и стартуют с орбит, и финишируют тоже — связь с планетами осуществляется средствами малого флота. Так что ни одна из этих машин сесть сюда просто не могла. Значит, её и не было. Это — доказательство первое. Но для меня оно не самое убедительное. Есть и другое.
— Ну-ну, — сказали мне. — Давай.
— Да вот оно, — сказал я, осторожно вынимая из капитанских пальцев всё ту же находку. — Нормальная деталь, верно? Будь она закончена, просверли дырку для оси — и ставь на место. Так это выглядит, верно? Но есть одна закавыка. В каждом нашем костюме есть холодный экспресс-анализатор. Никто не поинтересовался включить? Мы увлеклись формой — а как насчёт содержания? Насчёт материала, из которого она состоит? Не пришло в головы?
— Умных детей настругали твои родители, — сказал Мастер, и в его голосе мне почудилось удовлетворение. — Логически думать, парни, это искусство, не надо им пренебрегать.
— Мастер, а что сами-то вы предполагаете? — не выдержал второй из троицы, нарушив правило «Капитана не спрашивают».
— Предполагаю, — ответил кэп, — что сейчас все мы, редкой цепью, двинемся на норд-вест, к ближайшему побережью. И по пути туда, а главным образом — на самом берегу будем смотреть очень внимательно. Смотреть, и — я надеюсь — находить разные другие интересные вещи. В зависимости от того, что мы там найдём или не найдём, я и буду делать выводы. В нашем распоряжении ещё два с половиной часа до возвращения на подзарядку костюмцыков — вот за это время мы и должны найти максимум возможного. Включить все средства обнаружения, и — шагом марш!
И мы потопали.
Если бы мы принялись подбирать каждую железяку, обнаруженную нами на берегу в продолжение ближайшего часа, то насыпали бы большую кучу. Я сказал «железяку» именно потому, что такими все они и были: химически чистое железо, из которого, как вы знаете, у нас не изготовляют ни единой детали: мы любим сплавы, и не зря. Здесь же царила химическая чистота — и в тех случаях, когда штука оказывалась изготовленной (если) из титана; таких оказалось процентов десять. Но чем дальше, тем больше интересовал нас не состав, а формы, с которыми пришлось тут повстречаться. Именно они заставляли задумываться всё больше — хотя ничего конкретного в мозгах так и не возникало, а был своего рода мысленный туман, из которого что-то могло выкристаллизоваться, но не обязательно.
Кристаллизация — это слово возникло тут не случайно. Потому что один из нас — помню только, то был не я, — всерьёз занялся анализом одного кусочка, и с немалым удивлением оповестил нас:
— Ребята, это всё — монокристаллы, можете представить?
Мы смогли, конечно, но с трудом, да и без особого удивления. Потому что самым интересным всё-таки оказывались конфигурации.