– Мне хотелось бы с вами повидаться. Если вы, конечно, не против.
– Я?.. Гм, гм… Нет, Костя, я совсем не против. Назовите адрес, вас встретят.
– Вы даже не спрашиваете, зачем… Никак, замочить меня собрались, Александр Александрович?
– Я?! – Немаляев поперхнулся и долго не мог прокашляться – Константин отметил, что у него это получается довольно естественно.
– Вы, господин вице-премьер.
– Только не надо всех этих… Просто Сан Саныч. Так зачем, Костя, повидаться?
– Я намерен купить у вас Нуркина.
– Тебе его как – тушкой, или разделанным?
– У меня есть тетрадь Бориса.
– Какая еще…
– Тетрадь Бориса Черных. Я слышал, вы ее искали. Кстати, если вы определили мой номер и уже высылаете группу, то не торопитесь. Она, естественно, не со мной.
– Ты убеждаешься в смерти Нуркина, потом перезваниваешь и говоришь, где тетрадь.
– И еще побеседовать, – напомнил Константин. – Если у вас найдется свободная минутка.
– Конечно, – сказал он. – Завтра смотри телевизор.
Немаляев положил трубку и, подперев лоб ладонью, задумался. Вопрос, что более ценно – живой Роговцев или записи мертвого Черных, решился сам собой.
Завтра он получит все.
Кортеж из четырех автомобилей выехал за кольцевую и наконец-то разогнался. В городе, несмотря на старания прикормленных инспекторов, это было невозможно. На проезжую часть все время выскакивали какие-то юродивые с иконами и колокольчиками, тут и там валялись разбитые чемоданы, видимо, срывавшиеся с переполненных багажников, а в одном месте дорога была перекрыта баррикадой из больших картонных коробок. Милиция попыталась растолкать их машиной, но стена загорелась. Сама или с чьей-то помощью – поди, разбери.
Сразу за мостом пошел лес, и на трассе стало спокойней. После шестого километра попалась стайка велосипедистов, но охранник в первом джипе показал им автомат, и спортсмены, как один, слетели в канаву.
– Значит, вы говорите, ваше финансовое положение пошатнулось, – ни с того ни с сего сказал Нуркин.
– Я ничего такого не говорю, – возразил Горшков.
Он вздохнул и отвернулся. Телохранитель советовал ему не садиться в чужую машину, однако Нуркин был так настойчив, что Горшков побоялся его обидеть. А обижать потенциального инвестора он себе позволить не мог.
– Рейтинг падает, скоро вообще опустится до кабельной станции… – сочувственно продолжил Нуркин. – Рекламодателям это известно, приходится снижать расценки. Толковые журналисты бегут. За спутник задолжали, того я гляди, отключат. Уйдете с Дальнего Востока – разоритесь совсем. В лучшем случае превратитесь в городской канал. Частные объявления, получасовые ролики про чудо-швабру, второсортные сериалы… А начинали довольно бойко.
– Вы неплохо осведомлены, – стиснув зубы, молвил Горшков.
То, что пикник – повод для деловой беседы, было ясно сразу, но перехода Горшков ожидал более плавного и корректного.
– Денег я вам найду, но только под мой э-э… эксклюзивный проект. Все силы придется бросить на север.
– Питер?
– Дальше. Вы вещаете на Мурманск, и в этом ваше спасение.
– Там же одни военные.
– Во-от. Вам необходимо инициировать конфликт между министерством обороны и командующим северо-западным объединенным округом. Вернее, конфликт возникнет сам по себе, за вами – информационная поддержка. И еще нужно создать студию для прямых трансляций.
– Тоже в Мурманске, – уточнил Горшков.
– Вашу собственную студию, которую будут охранять мои люди.
– Допустим, конфликт министра и командующего. А что потом?
– Легко догадаться. Указ об отставке.
– А потом?
– Я отвечу уклончиво: не ваше дело.
Горшков вынул из пачки сигарету, но, заметив осуждающий взгляд Нуркина, бросил ее в пепельницу. И это добило его окончательно.
Пару лет назад таких, как Нуркин, он нанимал сам. Нанимал целыми фракциями, и они отрабатывали – либо голосованием «за», либо голосованием «против», в зависимости от того, что он им присылал на пейджер. Всего два года назад он поднимал и проваливал губернаторов, брал за горло кандидатов в президенты, а теперь не мог покурить в чужой тачке.
«Вольво“ Нуркина по сравнению с его, хоть и не новым, «Роллс-Ройсом», выглядело совмещенным санузлом. Точно такое корыто он подарил зятю – не на свадьбу и не на Новый Год, а просто от хорошего настроения. Теперь в «Вольво» сидел какой-то лысый хмырь и диктовал, где дело его, а где – не его.
– Нет, – сказал Горшков.
– Я забыл назвать сумму.
– Не имеет значения. Для меня это неприемлемо. Так опасно я еще не играл. И не буду.
Нуркин громко высморкался и, скомкав платок, выбросил его в окно.
– Помните, я просил вас поучаствовать в одном радиоспектакле?
– На рыбалке у Корнеева? Конечно. Надеюсь, ваш соратник по партии остался доволен?
– Соратник, – усмехнулся Нуркин. – Вы знаете авторитета по кличке Штаб?
– Как человек, связанный со средствами информации…
– Как человек, управляющий этой самой информацией, – поправил он.
– Вы мне льстите. Ну и что? Мы записывали розыгрыш для Штаба?
– Ему это смешным не показалось. Дело в том, что вы не слышали всю пленку. Ваши реплики очень удачно вписались в общий… сюжет. Я специально нанимал драматурга. Поверьте, это хороший драматург.
– Каменный век какой-то. Любая экспертиза… – Горшков поправил ремень и незаметно тронул микрокнопку под пряжкой.
– …установит, что ваша смерть наступила в результате ранения в голову, – подытожил Нуркин. – Полагаю, это будет контрольный выстрел.
– Вы потеряли ощущение реальности. На этом наши с вами контакты заканчиваются. Я поручу секретарю переадресовывать ваши звонки начальнику отдела безопасности.
Он достал из внутреннего кармана мобильный телефон и потыкал в него пальцем. Панель засветилась, но связи не было.
– Если ваш тревожный маяк не работает, почему должна работать трубка? Можете просто помахать ему рукой, – Нуркин обернулся на ехавшую сзади машину. – Вообще-то, стекла у меня тонированные. Боюсь, не разглядит.
– Странно. Меня дважды хотели убить, и купить тоже хотели, но вот завербовать…
– Все когда-нибудь происходит впервые. Должность директора департамента ПРТВ и неограниченные полномочия в этой сфере – разумеется, при условии взаимопонимания.
– Директор чего? – Не понял Горшков.
– Главный по печати, радио и телевидению. Это вы. В скором будущем.
– Владислав, я не…
– Борисович.
– Владислав Борисович. Все равно я не настолько безумен, чтоб… хотя бы продолжать этот разговор. Любезный, останови-ка, – обратился он к шоферу.
