Ознакомительная версия.
- Что это вы мне вчера подмешали в ужин?
Лихо удивилось, его единственный глаз сверкнул.
- Не понимаю...
- Ну да, конечно, - спохватился Калинов. - До вечера!
Каурый встретил его как лучшего друга, приветственно заржал, нетерпеливо переступил копытами.
Пора тебе, друг, и на новый круг, сказал себе Калинов. И, оседлав каурого и махнув рукой Лиху, поскакал за "Вифлеемской звездой".
То, что к седлу приторочена сумка, он обнаружил лишь часа через два, когда топот копыт вновь стал привычной уху музыкой, а несущиеся по сторонам деревья - не бросающимися в глаза статистами. Калинов остановил каурого, соскочил на дорогу и расстегнул замысловатую, похожую на двенадцатиногого жука пряжку. Сумка была практически пуста, лишь на самом дне он нащупал небольшую коробочку.
Вот и награда за сегодняшнее поведение, сказал он себе. Знать бы только - за что!.. Неужели за вышибленную дверь?
Коробочка оказалась футляром прибора, который во Внеземелье обзывали "индикатором смерти". В малонаселенных мирах - типа спутников больших планет - по заданному генокоду этот прибор был способен определить, присутствует ли в районе его действия обладатель заданного кода. Разумеется, обладатель кода должен быть живым: у трупов генокод отсутствует. Поэтому, если, скажем, на каком-нибудь Ганимеде исчезал вдруг человек, поиски продолжались до тех пор, пока "индикатор" показывал, что обладатель данного кода где-то рядом, на этом самом Ганимеде. К сожалению, на Земле, с ее плотностью населения, прибор был бесполезен из-за паразитных шумов. Если только вы не ищете свою жену в пустыне...
Калинов ввел в индикатор три контрольных кода: свой, Виты и Крылова. И не удивился, когда прибор указал на наличие в данном "мире" обладателей всех трех кодов. Что ж, сказал он себе, значит, Зяблик все-таки раздобыл где-то дисивер. Ладно, Игорек, посчитаемся... Во всяком случае, теперь ясно, что болтаюсь я тут не зря!
Он улыбнулся: уж последнее-то было ясно с самого начала... И тем не менее, за что же награда?
Калинов сунул прибор обратно в сумку и снова взгромоздился на коня. И за первым же поворотом чуть не задавил одинокого пешехода, едва успевшего убраться на обочину.
Это был сутулый, костлявый, бородатый старик с трясущимися руками и слезящимися глазами. Одет он был в рубище и брел Калинову НАВСТРЕЧУ.
Калинов остановил каурого:
- Что же это вы, дедушка, шагаете посреди дороги? Так ведь и под копыта угодить недолго.
Старик достал из складок одежды грязный, но по-современному выглядящий носовой платок и высморкался.
- На этой стезе, сынок, я еще ни одного конька не встретил. Твой первый... А уж, почитай, целую седмицу шагаю.
- Издалека шагаете-то, дедушка?
Старик пожевал губами, словно не слыша, потом проговорил:
- Издалека.
Калинову показалось вдруг, что где-то он уже видел этого замшелого старца. Как знакомы эти слезящиеся глаза!..
- А не встретились ли вам двое: мужчина и женщина?
Старик посмотрел прямо в глаза Калинова, и тому стало не по себе: словно в душу заглянула смерть.
- Видел я тех двоих, - сказал старик. - Мужик, собой странен, и баба с ведьмиными очами.
- Мужик, собой странен, - повторил Калинов. - На меня похож, да?
- Похож. Но не ты.
- А давно они вам встретились?
- Сразу после обеда. - Старик зашагал дальше, как будто внезапно потерял всякий интерес к разговору.
- Как после обеда? - воскликнул Калинов. - Почему после обеда? Обед еще и не наступал.
Старик даже не оглянулся. Он неторопливо удалялся, костлявый, сутулый, и начало дороги - или ее конец? - бежало в пяти метрах перед ним.
И тут Калинов удивленно присвистнул. Таким стариком, несомненно, станет лет через восемьдесят Джос. Если доживет...
- Эй, Джос! - крикнул Калинов. - Остановись!
Старик продолжал уходить.
Ладно, подумал Калинов, топай! А мы сейчас твой генокод зафиксируем... А потом с генокодом самого Джоса сравним.
Он расстегнул сумку и пошарил в ней. Прибора не было. Калинов растерянно оглянулся.
Старика уже и след простыл. И дорога снова начиналась сразу за спиной. И солнце, действительно, садилось: в лесу темнело. Тут старик был прав - обед явно миновал.
Калинов хотел удивиться. И не удивился. Значит, все, что должно было случиться с ним сегодня на дороге, уже случилось. И что-то случилось еще... Что-то такое, от чего сегодняшний круг оказался изрядно урезанным. Вот только гостиницы почему-то поблизости не наблюдалось. Уходящая в сумрак дорога, немеркнущая звезда над ней, тревожно шепчущийся вокруг лес.
Гостиницу он обнаружил уже ближе к ночи, когда над ним навис беззвездный черный экран. Впрочем, пройти мимо такой гостиницы было попросту невозможно: она сияла, как рождественская елка. Ее бы следовало заметить за несколько километров, но она возникла на обочине неожиданно и близко. Словно кто-то поднял театральный занавес и открыл, наконец, требуемые декорации. Наверное, всю эту иллюминацию просто не включали до его приближения. Или саму гостиницу построили минуту назад.
В любом случае, это была громадина в несколько десятков этажей. Огромная, светлая, просторная. И безлюдная. Во всяком случае, когда двери перед Калиновым отворились, его никто не встретил: швейцаром и не пахло. Портье за стойкой тоже не пахло. И никто не выбежал принять у постояльца чемоданы. Слава Богу, не пахло и чемоданами.
Встревоженно заржал оставленный снаружи каурый. Заржал и замолк. Процокали, удаляясь, копыта; все стихло. Калинов подошел к стойке. На стойке одиноко устроился ключ с большой биркой. На бирке сияли три семерки. Ключ на стойке смотрелся откровенным пижонством: в отеле подобного класса должны быть магнитные дактилозамки. Ладно, нам не трудно дверку и ключиком отпереть. Калинов схватился за бирку и растерянно оглянулся, надеясь, что сейчас из-за какого-нибудь незамеченного угла вытащится знакомая одноглазая физиономия.
Лихо не появилось, но зато справа от стойки с легким шипением разинул свою пасть лифт. Как голодный бегемот. Легкомысленно помахивая ключом, Калинов вошел внутрь. Бегемотьи челюсти сомкнулись и снова разомкнулись. Калинов оказался в самом обычном гостиничном коридоре. Тут тоже никого не было. Ноги вязли в длинноворсном ковре. Коричневые стены убегали в бесконечность. Тишина призывно, по-женски раскрывала свои объятия. Пришлось сдобрить ее насвистыванием - иначе становилось слегка страшновато.
А вот и номер семьсот семьдесят семь. И тут Калинов понял, что сегодня все будет хорошо, сегодня он обязательно увидится с женой. Уж очень встретиться захотелось! Тем более что уже три ночи пришлось спать одному, а либидо, оно, знаете ли, не награда за послушание. И вообще...
Ознакомительная версия.
