— Когда тебя успело осенить, папа?
— Созревало во мне, по крайней мере, целый год.
— Библиотека задумана в качестве памятника для тебя?
— Желательно, чтобы ты спланировал ее именно так. Ты и Максфилд. Финансовую поддержку обеспечу.
— Сколько ты думаешь выделить?
— Полтораста тысяч. Впечатляет?
— У меня нет слов.
22 февраля.
Утром позвонил Генри Максфилд, сказав, что мой отец упомянул о возложенной на него ответственности за постройку новой библиотеки. Не очень-то последовательно, и не все ясно. Юристу нужно уточнить некоторые нюансы. Пришлось пообещать, что зайду на днях в оффис Хартфорда.
23 февраля.
Медленно заживающая рана опять вскрыта. Среди утренней почты было письмо от брата Клаудии, отправленное из больницы.
«Дорогой Джеймс! Могу представить, что ты думаешь обо мне. Тебе, наверное, так хочется жахнуть меня под зад, чтобы никогда больше меня не видеть, и, по правде говоря, лучше бы так и было, потому что в этом положении, как мы сейчас есть, самому мне не удастся покончить с собой, и бог знает, каким легким для меня был бы подобный исход. Только сегодня до меня дошло, что Клаудия мертва и ушла навсегда, и все по моей вине, когда я напился на твоем дне рождения, а потом стал требовать самому сесть за руль, когда мы выпили по чашке кофе в придорожной закусочной…»
И так далее. В конце письма он подошел к главному пункту. За ним угадывалось желание его родителей. У Пола осталось обручальное кольцо Клаудии. Ему показалось правильным лично вернуть мне его. И он лично обязан попросить у меня прощения (зная, что простить его никогда не смогу), дабы успокоить терзающую его совесть.
Двадцать седьмого февраля его выписывают из больницы. Не мог бы я отыскать его там и, может быть, даже отвезти в Бостон. А он отдаст мне обручальное кольцо и мои письма к Клаудии, найденные среди ее вещей. «Я понимаю, что прошу слишком многого, Джеймс, но мне нужно разобраться с самим собой, стоит ли существовать дальше. Не забывай, я тоже любил Клаудию. Она была мне сестрой, старшей сестрой, и всегда была добра ко мне…»
27 февраля.
В одиннадцать часов утра встретил Пола в больнице Ворчестера. Лицо его выглядело осунувшимся и бледным, придавая ему какой-то странный вид. Левая рука лежала на перевязи. Он поднял правую, и мы обменялись приветствиями.
— Сейчас достану из кладовки вещи, и буду совсем готов.
— Давай помогу, — предложил я.
Мы вместе прошли к кладовке и достали оттуда большой кожаный чемодан и сумку на молнии. Мне достался чемодан. Как только вещи были уложены в багажник, Пол сказал:
— Мне чертовски неудобно. Не могу смотреть тебе в глаза, Джеймс. Мои родители вообще жалеют, что родили меня. В довершение всего, меня выкинули из школы. В общем, всем насолил. Враг номер один.
— Неподалеку есть приличная гостиница. Капелька грога поможет тебе воскреснуть. Слегка подкрепиться — и…
— Никакой выпивки, Джеймс. Исключено. Отныне полное воздержание.
— Да что ты говоришь? Все равно поедем в гостиницу. Нужно будет отдохнуть.
— Ты за рулем — тебе виднее.
Итак, я поехал к этой хорошо известной гостинице, название которой не буду упоминать по одной очевидной причине, которую раскрою позже. Там мы уютно расположились в глубоких креслах рядом с камином возле стойки с коктейлями. В подобных условиях трудно отказать себе в удовольствии выбрать напиток по душе. Но Пол мужественно отклонил мое предложение расслабиться, отвлекая себя копанием в сумке, откуда на свет были извлечены две пачки писем, стянутые синими резинками. Толкнув их в моем направлении, Пол сказал:
— Мама решила, что они по праву принадлежат тебе.
— Поблагодари ее за заботу.
— А, и это тоже. — Из правого кармана его куртки была вытащена розовая коробка из-под обручального кольца. Не открывая, я переложил ее в свой карман.
— Послушай, малыш, — обратился я к Полу. — Все это тяжело для нас обоих. Не будем усложнять и без того сложные проблемы.
Официант принес бутылку «Роб-Роя» и поставил ее между нами.
— Просто мне офигенно паршиво, — отозвался Пол. — У меня уже вряд ли получится чувствовать себя как раньше.
— Все, что ни делается — все к лучшему, — уколол я парня и отхлебнул из бокала. — Любое потрясение, с печальным или счастливым финалом, меняет многое в жизни.
— Наверное.
— Если тебе это поможет, Пол, — я залпом осушил бокал и посмотрел ему прямо в глаза, — то прощаю тебя. Пусть не смогу забыть, но могу простить.
В глазах парня блеснули слезы. В глазах, как у Клаудии.
— Да, черт возьми, Джеймс, спасибо, спасибо. Я… я… о, у меня такое ощущение, будто род человеческий готов принять меня обратно. Если не сейчас, то когда-нибудь.
— А если сейчас?
— Как это?
К нашему столику приближался официант.
— Для начала выпей со мной. Терпеть не могу пить в одиночестве.
— Ну, ведь… О’кэй, только раз.
Три часа спустя Пола было не узнать. Поглощая грог без всякой закуски, мы казались забулдыгами, давно оставившими позади среднюю степень опьянения и с заплетающимися языками. В моем случае внешность была, правда, обманчивой. После третьего коктейля я обратился к бармену с просьбой не добавлять мне виски в «Роб-Ройз», который будет подаваться на наш столик, ввиду слабости желудка. Тем временем Пол медленно, но неуклонно продолжал напиваться.
В полчетвертого его мутный взгляд остановился на часах, висящих в дальнем углу комнаты.
— Вроде уже перевалило за три. Пора выметаться отсюда, Джеймс. Мне нужно быть дома не позже пяти. В пять дома, как штык. Ультиматум от папаши. А не то…
— А не то что?
— Отречется от меня. Вышвырнет на улицу. Заставит работать на своей проклятой мельнице вместо жерновов.
— Боюсь, на мне слишком сказывается действие коктейлей, Пол.
— Никак не соображу, обожди. Что ты сказал?
— Из меня никудышный пьяница.
— Клаудия то же самое говорила. Будь, как Джеймс, говорила она. Пей, как джентльмен. С чувством собственного достоинства. Не напивайся.
— Рад, что она не видит сейчас меня.
— Посмотри-ка на меня, Джеймс. Трезвый, как скотина.
— А вот меня тошнит всего, изнутри так и выворачивает наизнанку. Слушай, Пол. Возьми ключи от машины и поезжай домой. А я просплюсь и приеду утром.
— Шутишь, приятель. У меня нет прав. Копы отобрали права после аварии.
— Тем лучше. Они не смогут отобрать то, чего у тебя нет. Ты поезжай, Пол, а я пойду закажу номер для себя. Ты ведь в состоянии вести машину, не так ли?
