— Мне кажется, всё осталось, как было, — удивленно сказал Андрей. — Ну-ка…
Он быстро зашагал вглубь дома. Майя нагнала брата, когда перед ним разъехались двери кабинета.
— Здесь у Павла Александровича хранились модели корабликов, которые он сам в детстве склеил… Смотри, вот они! И все целы, а ведь они очень хрупкие… И еще что-то на полке лежит. Майя, это блокнот с бумажными страницами! И в нем записи.
— Это же раритет, откуда он здесь взялся? — удивился сестра.
— На обложке подписано «Пиотровский». Возьму-ка я его себе, почитаю на досуге, а то так и будет здесь лежать без толка… — Андрей сунул блокнот в карман, потом бережно извлек кораблик из-под стеклянного колпака. — Я всегда любил их рассматривать, но трогать Павел Александрович мне, кажется, до совершеннолетия не разрешал.
Андрей грустно рассмеялся, бережно водя пальцем по парусам, мачтам и реям.
— Не знаю, как быть, — прозвучал сзади твердый голос воспитателя, — с вашим пребыванием здесь вроде бы всё в порядке, но с нашим-то тоже!
Андрею отчего-то стало неприятно видеть этого человека в кабинете Пиотровского, и он вышел, увлекая воспитателя за собой. Поставить кораблик на место гость позабыл.
— Могу предложить выход, — заявила Майя. — В саду есть летний домик, его мы и займем. Думаю, он свободен?
— Да, это выход, — согласился воспитатель. — Я сообщу, чтобы вам произвели перерасчет аренды.
— Не стоит, мы можем себе это позволить, — махнула рукой девушка.
— Майя, ты уверена? — переспросил Андрей. — Сколько здесь детей?
— Две группы по двадцать человек, — проинформировал воспитатель. — И… еще шестеро. Но этих скоро не будет. Мы вас не побеспокоим.
— Не побеспокоите?! Я хорошо помню себя в детстве, — усмехнулся Андрей. — Майя, ты уверена? Сорок шесть сорванцов!
— Никакие они не сорванцы, — негромко сказала сестра. — Не путай нас с тобой и этих… детишек. Вот они играют в десяти шагах от тебя, ты их хотя бы слышишь?!
Андрей растерянно огляделся. Действительно, на ковре сидел еще десяток детей, которые с тихим сопением строили башни из кубиков. Каждый свою, по образцу, который стоял в паре метров от них. То и дело кто-нибудь ставил кубик неверно, и башня рассыпалась; ребенок без звука, с безразличным упорством, начинал строить снова.
Воспитатель хлопнул в ладони:
— Все, дети, конец занятия. Встаем и разминаемся.
Малыши послушно встали, одинаковыми движениями затопали ногами и задвигали руками.
— Конец разминки, погуляйте по комнате.
Один из детей, опасливо косясь на воспитателя, приблизился к Андрею и робко указал пальцем на кораблик, который тот все еще вертел в руках.
— Извини, малыш, не могу тебе его дать, — сказал Андрей сочувственно.
Губы ребенка изогнулись концами вниз, и он снова, ни говоря ни слова, ткнул пальцем в кораблик.
— Нельзя! — короткий окрик воспитателя заставил вздрогнуть самого Андрея, а ребенок раскинул руки и молча, лицом вниз, упал на пол.
— Что с ним?! — испугался гость.
— Это реакция аффекта на внутренний конфликт между приказом и желанием, — неприязненно глядя в лоб Андрею, пояснил воспитатель.
— Господи, да возьми ты этот кораблик, — затормошил Андрей лежащего навзничь ребенка. Тот поднял голову и неуверенно протянул ручонку, но воспитатель быстро перехватил модель:
— Нельзя потакать детским капризам, — сказал он сквозь зубы. — Ребенок должен учиться сам находить баланс между «хочу» и «можно». Кстати, молодой человек, разве ваш воспитатель не научил вас, что смотреть прямо в глаза — невежливо? Это животная привычка!
— У меня не было воспитателя. — Андрей не отвел уничижающего взгляда. — У меня, к счастью, были родители!
Лицо мужчины исказила брезгливая гримаса. Слова он подобрал не сразу:
— Что ж, это заметно. С моей точки зрения, вы являетесь прекрасной иллюстрацией тезиса «Воспитывать должны воспитатели, неспециалисты к воспитанию неспособны». Столько дурных привычек, которые вы даже нисколько не стесняетесь демонстрировать, я вижу в первый раз!
— Да, у меня много дурных привычек, — парировал Андрей. — В том числе — привычка к творчеству, к самостоятельности и инициативе, которых люди после вашего воспитания лишаются! Не давая детям развиваться в семье, вы убили и семью, и способность этого мира к развитию! Изобретатели закончились вместе с натуралами, остались одни исследователи, органически неспособные ни на что принципиально новое…
— Не вижу в этом ничего плохого, — отрезал воспитатель. — Натуралы столько всего натворили за тысячелетия неконтролируемого животного развития, что нам, Людям Индивидуальным, с этим еще разбираться и разбираться. Нам нужно не ваше сомнительное творчество, а мир, гармония и порядок!
— Андрей, — Майя, отбросив принцип «не прикасаться друг к другу на людях», потянула брата за руку, — пойдем отсюда. Бессмысленно спорить по вопросу, который человечество проспорило еще сотню лет назад.
Тот захлопнул уже открывшийся для ответа рот, бросил короткий взгляд на ребенка, так и лежащего ничком на полу, выхватил у воспитателя кораблик и пошел прочь.
— Тут у Павла Александровича занятные вещи написаны. Я теперь знаю, как добраться до Главного сервера. Там, оказывается, стоит простейшая защита «от дурака», и всё, — Андрей лежал на траве, по-детски болтая ногами в воздухе. — Этим Людям Индивидуальным даже в голову не приходит, что можно попытаться что-то перепрограммировать на глобальном уровне… Май, ты меня слышишь?!
— Мгумм… — протянула Майя, стоящая перед этюдником. Под ее кистью среди темной зелени дубов вырисовывался угол здания цвета слоновой кости. — Прости, братец, я не здесь. Что-то срочное?
— Нет, потом расскажу, — Андрей встал и, потянувшись до хруста, пошел в бело-розовый летний домик. За спиной раздался голос сестры:
— Хм. А это еще кто такие?
Мимо их домика куда-то шагала группа людей. Шестеро, плюс вчерашний воспитатель во главе. Взгляд Андрея зацепился за винтовку, которую не слишком ловко нес один из мужчин.
— Похоже, они собираются в кого-то стрелять.
— Стрелять? Это интересно! — оживилась сестра. — Помоги этюдник донести, братец!
— Куда? — спросил Андрей.
— Ну как куда, за ними! Подожди, надо этот подрамник снять и чистый поставить…
Люди стояли на поляне и слушали воспитателя, который деловито прочертил перед ними линию.
— Один человек — одна жертва. Если кого-то подранили, нужно добить, стрелять по другим целям уже нельзя, — выхватил Андрей последние слова. Он не глядя поставил этюдник где пришлось и обратился к группе:
