- Ни в коем случае не будет! - отвечаю я, потом мне становится неловко; я чувствую, что должен как-то объяснить свой приход сюда. Я оправдываюсь, говорю, что пришел принять душ. Женщина отвечает, что соседняя душевая все ещё работает (зачем-то она делает ударение на словах "все еще"). Я послушно иду в соседнюю комнату и принимаю душ. Душ теплый и очень приятный. От щекотания водяных струй хочется смеяться. Пока я стою под душем, исчезают все мои вещи, кроме полотенца. Приходится проделать обратный путь, обвязавшись полотенцем. Мой вид снова никого не удивляет. При выходе из лаборатории меня встречает один из огромных охранников и спрашивает, будет ли приглашен на мой день рождения профессор Хольт.
- Ни в коем случае! - снова отвечаю я и прохожу дальше...
...Я просыпаюсь на больничной койке. Теперь на мне обычный больничный халат. Молодая сестра в коротком халатике, нагнувшись, неумело вкалывает мне в вену какую-то розовую жидкость. Ее рыжие волосы упали вперед и закрыли ей лицо. Видно, что она очень старается. Мне вдруг становится очень весело и хочется назвать её милашкой. Рядом, на стуле примостился Хольт (профессор?), с ним его записная книжка.
Я с удовольствием и взахлеб, совсем как мальчик, впервые увидевший пожар, начинаю рассказывать о том, что видел только что.
Доктор Хольт очень серьезен; пока я говорю, он делает пометки в своей записной книжке. Потом он отпускает сестру. Я пытаюсь разглядеть её лицо, но не успеваю.
- А милая у вас сестричка, профессор!
- Вы все ещё считаете меня профессором?
- Я? Нет. Но все равно смешно.
- Тогда все в порядке. У вас был бред, вы были в тяжелом состоянии. Очевидно, это была инфекция.
- Или это были ваши желтые таблетки, профессор Хольт. Правда, смешно получилось?
Мне все ещё весело, я не могу контролировать свои слова.
Доктор Хольт хмурится. Хмурится не совсем натурально.
- Вы все ещё не здоровы. Побудете у нас, надеюсь, недолго. Сейчас вам нужен отдых.
Еще бы.
Хольт уходит, закрывая за собой дверь. Я слышу, как звонко щелкает замок. В палате становится тихо. В душе - тоже. Итак, из наивного мальчика вырос все же Иуда. Что ж, он по-своему прав: Иудам живется легче в мире, полном серебряных монет. Иуды всегда кому-то нужны.
Я осматриваю дверь, чтобы увидеть ручку. С внутренней стороны ручки нет.
13
Я подхожу к окну. Когда я вставал с кровати, у меня вдруг закружилась голова так сильно, что я с минуту стоял, держась за спинку, не решаясь сделать первый шаг.
За окном - океан, сверкающий под обрывом. Окно открывается удивительно легко, я наклоняюсь через подоконник и смотрю вниз. Внизу - лоснящиеся на солнце камни, похожие на бегемотов. Пляж не широк, метрах в десяти от обрыва он резко уходит в глубину. На глубине вода отливает совсем другой зеленью. Это видно сразу. Интересно, смогу ли я сбежать, если захочу.
Я смотрю на крошечный зеленый кустик внизу, пытаясь определить высоту. Страха нет совершенно. Других эмоций тоже нет, осталось лишь легкое удивление. Наверное, удивление - не эмоция, решаю я и снова смотрю на кустик. Здесь высота примерно десятиэтажного дома. Но, может быть, то лекарство, которым они меня накачали, растворило не только мои эмоции, но и что-нибудь другое? Я начинаю декламировать вполголоса "Raven" и останавливаюсь на четвертой строфе. С памятью все в порядке, они ещё не успели испортить мой мозг. Или не смогли.
Я решаю задачу по баллистике: что будет, если прыгнуть из окна в воду? Сам факт прыжка меня нисколько не страшит; осталось лишь совершенно интеллектуальное опасение - из-за того, что нет страха. Мозг работает быстро и четко, как компьютер. При хорошем толчке я перелечу пляж метров на десять; отталкиваться выгоднее всего не горизонтально, а чуть вверх. Подсчет дает примерно 15 градусов.
Крохотный кустик снова привлекает мое внимание. До него не так уж далеко, но, удивительно, - он кажется таким маленьким. Я смотрю в сторону; на белой каменной стене ухитрилось вырасти деревце. Оно метрах в пятидесяти от меня и его размеры вполне реальны. Вещи теряют свои реальные размеры, если ты смотришь на них сверху вниз. Я улыбаюсь - не только вещи, люди тоже.
Здесь, на Острове, я наблюдал много раз, как люди прыгают в воду с большой высоты. Новички прыгают просто, ногами вниз, в полете они удерживают равновесие руками. Но самые большие мастера прыгают в воду с восточной стороны безымянного острова, они используют для прыжков высокую его часть. Это самое популярное место для экскурсий, я тоже был там. Глядя вниз, ты совсем не видишь воды, а только две бугристо-полосатых стены, сходящихся книзу, словно клешня химерически огромного краба. Никто из мастеров не прыгает за деньги. Считается, что это приносит несчастье. Страх смерти сильнее желания разбогатеть. Бессмысленный риск сильнее страха смерти. Странный мир. Странное существо - человек.
Впрочем, в жизни нет ничего, за что бы стоило цепляться. Неврастенический вопрос Датского Принца никогда не вставал перед мною, я всегда выбирал "быть" и не изменю свой выбор, что бы ни случилось. Но в жизни действительно ничего нет. Я приходил к этой мысли много раз, ещё совсем молодым - но тогда я ещё надеялся найти в жизни нечто, придающее ей смысл. Деньги и все, связанное с ними, не привлекали меня никогда. Вначале я искал любовь, потом славу, потом возможность вложить себя во что-то, в жизнь человечества. Все это я имел много раз и не только в гомеопатических дозах. Каждый раз это давало временное облегчение, но каждый раз, добившись своего, я вновь сгибался под тяжестью бесполезности и бессмысленности бытия. Это страшное чувство - гнев богов, наше наказание, наша плата за нашу способность чувствовать тонко, нашу способность видеть полутона, нашу свободу и гордость - все то, что равняет нас с богами. Рабы по призванию не знают тоски, в их жизни всегда есть смысл. Поэтому люди и тянутся к Богу; назвать себя рабом пусть божьи, но рабом, - значит сделать шаг к спасению. Я знаю, в чем смысл жизни: он в рабстве и в глупости. Чем больше глупости, тем лучше. Глупые люди не ищут смысл жизни и не сжигают себя в живом пламени собственного духа.
Я наливаю себе стакан воды и выпиваю, наливаю снова. Сейчас нужно пить больше воды и больше спать, чтобы поскорее изгнать из себя ту отраву, которая бродит кругами в темных закоулках моих жил. Жаль, что я не знаком с медициной, я бы придумал лучший способ.
14
Я просыпаюсь в полной темноте от необычного царапающего звука. Звездная глубина окна, открытого ночи, чуть подсвечивает мою комнату, позволяет видеть контуры предметов.
Кто-то пытается открыть дверь снаружи.
Если это не помощь - а помощи ждать не приходится - то ничего хорошего мне эта ночь не сулит. Пока я обдумываю варианты своих действий, дверь распахивается; пучок света, вспорхнув к потолку и пройдя по стенам, останавливается на моем лице.
