Ознакомительная версия.
Прибежали взрослые конгары - кто с чем. Что за переполох? Ах, да тут этот, как его бишь? Ничего, неважно. Окружаем его, братцы, он, видать, совсем бешеный. Трудился, трудился на благо общества, а тут прямо как накатило. Это от неблагодарности всё, я так скажу. Не оценил он нашей жертвы - мы ему, злодею, шанс, а он? Тьфу, и говорить не стоит. Подсечку ему сделайте, он и грохнется. Эх, взяли!
Упал Дункас и ударился о землю бедной своей головой. А конгары айда лупить его со всей мочи - десять палок в щепки разбили, аж умаялись. Смотрят - вроде бы дышит, а вроде бы и нет. Не поймёшь. Отошли от него, стали ждать.
Тут бы ему и умереть, не мучаясь, ан нет - сильно было его тело, и дух был могуч. Пришёл он в себя, и видит: столпились неподалёку конгары - у одного вилы в руках, у другого - топор, третий ведро держит и черпак. Лица у всех растерянные, неуверенные: казалось бы, смерти его ждут, а вглядишься - и совестно им как- то, и неловко.
И вернулась к Дункасу перед смертью ясность ума, и осознал он себя впервые в жизни - до самых глубин души.
- Не печальтесь, друзья, - сказал он кротко. - Что ни делается - всё к лучшему. По крайней мере, теперь я знаю, кто я такой, а раньше мог только гадать. Звался я Дункасом Неправедным, звался Дункасом Страдальцем, но вот пелена спала с моих глаз, и вижу, что на самом деле в глубине души я всегда был Дункасом Добрым. Почему всё так странно сложилось? Родился я защитником слабых, а стал мучителем и тираном. Исправили меня, чтобы я творил добро, и опять ничего из этого не вышло. Мир в этом виновен, или со мною что- то не так? Хотел бы я знать, да теперь уже нет времени. Слушайте мою последнюю просьбу, друзья - заслужил я её трудом своим и болью. Поймите, отчего всё так, как есть, и измените к лучшему, если сумеете. А я ухожу туда, где ни добра, ни зла нет, а есть лишь вечный сон - пристанище для утомлённых духом.
Сказал так Дункас, благословил всех, и умер. Похоронили его за околицей, а на поминках нарезались будь здоров. И то сказать - хорошее это дело, не хуже прочих.
А на могиле его чертополох вырос.
- И какая здесь мораль? - спросил Батя. - А, детки?
- Пёс его знает, - сказал задумчиво Конкас- 21.
- Ну да, - проворчал Батя, - как- то так... Вот что, - хлопнул он в ладоши, - кто скажет мне, чего я сегодня ещё не делал - получит бочку пива!
Сыновья зашептались.
- На фортепьяне не играл? - предположил Конкас- 16.
- В молоко, - ответил Батя. - Играл - Дебюсси, "Лунный свет".
- Тогда, может, не медитировал? - спросил Конкас- 9.
- Тоже нет. И медитировал, и сутры читал.
- Не обувался, не чистил ушей, не играл в крокет? - предложили свои варианты Конкасы с 19- го по 21.
- Нет, нет и нет! - раздражённо сказал Батя. - Какие же вы у меня идиоты, все до единого! Конкас, мальчик мой, - обратился он к ассистенту Гиркаса, - ты- то хоть меня порадуй!
- Ну- у... - почесал голову Конкас из Новой Трои. - Может, ты ещё не женился сегодня, а, бать?
- Бинго! - закричал Батя. - В яблочко! И вправду, не женился! А раз не женился, значит, надо! Только на ком?
Он окинул шатёр взглядом маленьких, заплывших жиром глазок. Конгарские бабы, таскавшие блюда со жратвой, мало его привлекали: соплеменницами он пресытился ещё в юношестве. За исключением перфекты, человеческих женщин здесь больше не было, поэтому он повернулся к ней, и сказал:
- Ну, делать нечего, придётся жениться на этой. Эй, ты, глаза подними!
Перфекта вздрогнула: голос Бати вывел её из задумчивости.
- Что? - спросила она. - Что вам нужно?
- Один- единственный поцелуй, - сказал Батя и вытянул губы трубочкой. - В знак нашего вечного союза.
- Гиркас, - спросила Дун Сотелейнена Седьмая, - о чём он говорит?
- По- моему, - ответил Гиркас, - он только что взял вас в жёны.
- Что?!
- Ну, это вы его спросите, - и на всякий случай Гиркас отодвинулся от перфекты подальше.
- Что здесь происходит? - лицо Седьмой приняло холодное и жёсткое выражение. - Вы, господин Конкас из Румбы, забываетесь. Я - перфекта кантона Арк, и я никому не позволю учинять над собой насилие!
- Нет, ну ты только посмотри на неё! - воскликнул Батя, ни к кому конкретно не обращаясь, - Эдак, когда дело до койки дойдёт, у меня и не встанет! Конкас, сынок, - сказал он Конкасу из Новой Трои, - ты придумал, что мне жениться нужно, ты и расхлёбывай. Разрекламируй мне её так, чтобы я захотел!
- Э- э- э, - промычал Конкас. - Ну, я, это - попробую...
- Ты не попробуй, ты сделай!
- Терпкое лоно, - начал Конкас неуверенно, - способное подарить ни с чем не сравнимое наслаждение, упругие груди с сосцами, набухшими мёдом и млеком, тонкий стан, широкие бёдра, роскошные мягкие губы с богатым насыщенным вкусом, бархатистая кожа и глубокие карие глаза...
И у него получилось.
- Да, - причмокнул губами Батя, - Ядрёная, точно репа. Ну, хватит, теперь точно смогу вставить. Пусть родит мне двух сыновей, чтобы ровно сорок было.
И он, не смущаясь присутствием гостей, потянулся через весь стол к перфекте.
К счастью, Батя не успел осуществить своё намерение. Едва он взгромоздил на стол свой живот, как полог шатра распахнулся, и в юрту вбежал конгар:
- Вождь, беда! - закричал он. - Окружают нас!
- Кто? - зарычал от досады Батя.
- Да эти, из Дипгородка! Целая колонна!
- Вооружённые?
- С головы до ног!
- Принесла их нелёгкая! А чего хотят, знаешь?
- Дун Сотелейнена.
- Этого, что ли? - кивнул Батя на Гиркаса.
- Его самого. Чёрт знает, на что он им, правда.
- Та- ак, - сказал Батя. - Где моё рикайди ?
- Бать, - позвал отца Конкас из Румбы, - да отдай ты им его, а? Нам- то он на кой?
- Как? - удивился Батя. - А я думал, он твой друг.
- Да пошёл он! Эй, бать, что ты делаешь? Я же сказал: плюнь!
Но Батя продолжал собираться на битву. Он потребовал себе военный наряд, рикайди и немного краски - намазать на лицо. Пока шли приготовления, он объяснял собравшимся:
- Говорят про меня, что я тупой. Говорят, что злобный. Это правда, но не вся. Ещё я - жадный, до того жадный, что самую последнюю дрянь - удавлюсь, но не отдам. Пусть хоть целая армия против меня выйдет! Если Дун Сотелейнен - мой пленник, он моим и останется! И плевал я на всё остальное!
- Бать, может ещё кого с собой возьмёшь? - спросил его Бомсен. - Жалко ж будет, если сдохнешь!
Но Батя только отмахнулся. Едва ему что- то вступало в голову, как он переставал кого- либо слушать. В полном боевом облачении, держа в руках рикайди , он вышел из шатра. За ним увязался Конкас из Новой Трои.
Ознакомительная версия.
