Инна доела мороженое, встала со скамейки и направилась к ближайшей урне, чтобы выбросить обертку. Костя проводил ее взглядом и понял, что Инна прочитала все его последние мысли. Наверное, ей неприятно было ощущать своим телепатическим чувством, как любимый мужчина с грустью и нежностью вспоминает ту, кого любил раньше. Наверное, Инна ревнует, просто не показывает вида, чтобы не огорчать любимого.
— Я не ревную, — сказала Инна, вернувшись на скамейку. — Я не умею ревновать. Жаль, что вы, люди, моногамные, а то мы могли бы жить втроем.
Костя представил себя с Инной и Ольгой в одной постели, понял, что Инна понимает, о чем он думает, и смущенно хихикнул. Инна добродушно рассмеялась.
— Не стесняйся, — сказала она. — Твои мысли не плохие и не испорченные, ты очень хороший человек. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, у меня есть, с кем тебя сравнивать.
Мимо прошел невысокий и полный молодой человек, Косте показалось, что он его уже где–то видел. Странный парень, он так старательно отворачивается, как будто боится, что Костя его узнает. А может…
— Это один из тех, которые за нами наблюдают? — спросил Костя.
— Нет, — ответила Инна. — Это тот парень, с которым мы позавчера обедали. Он приходил следующее желание исполнить.
— И какое у него следующее желание? — спросил Костя. — Поработить весь мир во славу КОБ?
— Нет, — покачала головой Инна. — Там все сложнее, я сама не вполне понимаю, чего он желает, да он и сам точно не знает. У него серьезный душевный кризис, такая каша в мозгу… Могу рассказать подробно, но придется долго рассказывать, и это не очень красиво.
— Не надо, — сказал Костя. — Какое мне дело–то до того, каким аллюром маршируют тараканы в голове этого кобнюка? Главное — что мы с тобой, а до остального мне нет дела.
7
На входе в подъезд они столкнулись с незнакомым мужчиной, немолодым, высоким и очень худым. В одной руке мужчина держал пять роз в целлофане, в другой — большой блестящий бумажный пакет с цветочками и сердечками, в таких обычно приносят подарки. Увидев его, Инна вздрогнула и отшатнулась, Костя отметил, что впервые видит ее испуганной.
Мужчина улыбнулся доброй и совсем не агрессивной улыбкой и сказал:
— А я как раз в дверь к вам звонил, а вы, оказывается, гуляете. Это вам, Инна. — Он протянул ей цветы.
Пару секунд Инна напряженно вглядывалась в незнакомца, затем улыбнулась и приняла цветы.
— Познакомьтесь, — сказала она. — Это Иван Васильевич, он главный специалист по… ну, по таким, как я. А это Константин Николаевич, мой гражданский муж.
— Очень приятно, — сказал Иван Васильевич. —
Я вас, кажется, видел по телевизору. Инна, вы на меня не очень сердитесь?
— Совсем не сержусь, — ответила Инна. — Я просто поняла, о чем вы думаете, и испугалась.
Иван Васильевич нахмурился.
— Вы так быстро читаете мысли? — спросил он. Инна кивнула.
— И что вы думаете по поводу моих мыслей?
— Надеюсь, вы не правы.
— А если прав?
Инна помрачнела. Некоторое время она молчала, а затем ответила:
— Тогда у меня остается только один выход — убить себя об стенку. Но я не могу так поступить. Это чисто физически невозможно.
— Значит, я могу быть прав? — спросил Иван Васильевич. — Вы допускаете такую возможность?
— Лучше я не буду думать об этом, — сказала Инна. — Пока я сидела у вас в подвале, я многое поняла. Мои желания тоже кое–что значат, а граница между мыслью и желанием очень тонка. Если я начну размышлять, как бы не случилось что–нибудь ужасное, одна часть моей души будет бояться, но другая будет любопытствовать, а это любопытство… нет, вряд ли оно всех погубит, но…
— Я вас понял, — кивнул Иван Васильевич. — Я все же попрошу вас соблюдать осторожность. Вы телевизор смотрите?
— Нет, — покачала головой Инна. — Но я уже поняла вашу мысль. Да, я буду осторожна, насколько это возможно. Насчет второй вашей мысли — скорее нет, чем да. Я очень надеюсь, что правильный ответ — «однозначно нет», но гарантировать я ничего не могу, а рассуждать детально — боюсь. Ну, вы понимаете…
Понимаю, — сказал Иван Васильевич. — Спасибо, Инна. И, это… извините, что так получилось.
— И вы тоже извините, — улыбнулась Инна. — И не надо меня так бояться, я совсем не злая.
— Я боюсь не вас, — сказал Иван Васильевич. — Я боюсь тех, кто захочет использовать вас, а еще больше боюсь того, что из этого может выйти, не дай бог, конечно. Возьмите. — Он протянул Инне пакет, она взяла его и тут же передала Косте, пакет оказался неожиданно тяжелым. Иван Васильевич тем временем продолжал: — Я хотел с вами побеседовать, но раз мы так быстро все решили… Не пропадать же добру…
Костя заглянул в пакет и обнаружил там две бутылки какого–то алкоголя и большую коробку шоколадных конфет.
— Спасибо, — сказала Инна. — До свиданья, Иван Васильевич, вы хороший человек, с вами приятно общаться. Да, ваше желание тоже сбудется.
Иван Васильевич удивленно поднял брови.
— Тоже? — переспросил он. — Как это тоже? Это же противоречит…
Инна пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Я никогда не знаю деталей заранее, и тем более я не знаю, как сбываются противоречивые желания. Думаю, мы скоро все узнаем.
Иван Васильевич мрачно кивнул, буркнул что–то неразборчиво–прощательное и пошел прочь. Костя проводил его взглядом.
— Кто это был? — спросил он. — Неужто тот самый кровавый палач?
— Он не палач, — сказала Инна. — Он начальник над палачами, а вернее, не начальник даже, а главный консультант. Ты зря злишься, он на самом деле хороший человек.
— Для тебя все люди хорошие, — проворчал Костя.
— Так и есть, — сказала Инна. — Очень редко встречаются люди, в которых зла больше, чем добра, а отъявленных злодеев я пока ни одного не видела. Душа каждого человека прекрасна по–своему, каждый человек по–своему стремится к тому, что считает всеобщим благом. Но представления об этом благе у каждого свои, а когда они сталкиваются между собой начинается такое… Все чаще мне кажется, что ваша жизнь слишком сложна и бестолкова, чтобы в ней могли безопасно исполняться желания.
— А о чем он спрашивал? — спросил Костя. — Что это такое, о чем ты даже думать боишься?
— А вот об этом я тебе не скажу, — ответила Инна. — Извини, но я действительно боюсь об этом думать. Хотя нет, скажу, ты имеешь право знать. Он считает, что КОБ использует меня, чтобы создать оружие судного дня. Слышал такой термин?
