Я нарушил это волшебное молчание.
— А ты? — спросил я.
Он поднял голову, лицо его было мокрым от пота.
— Я был среди тех, кто погиб последним, — сказал он и опустил глаза. — Но это нельзя считать моей удачей. Я видел, что земля была покрыта телами убитых врагов. И прежде чем умереть, подумал, что никакая армия не могла бы устоять после стольких потерь… и продолжать сражение… — Теперь он говорил неуверенно, как бы с трудом припоминая то, чему был свидетелем. — Мы, спартанцы, в Фермопилах… заложили фундамент победы… греки… сделают… остальное.
Он как бы сникал, я чувствовал это. Удивительная страница закрывалась. Я испытывал едва ли не чувство отчаяния.
— А скажи-ка мне… — я соображал, какой бы еще вопрос задать ему, — скажи мне, а колесницы… Да! Они все-таки использовали их?
Он подергал головой, совсем как пьяный.
— Нет, нет… не оставалось места, впрочем, хватило бы, всего одного удара, одного только…
Дико зазвонили колокольчики тревоги. Слишком рано я успокоился. Короткий звонок.
— Фермопилы… как использовать колесницы на этой земле? Я видел, как они толкали вперед несколько колесниц… Очень шумно… И это, конечно, глупо, толкать их перед танком… Не было нужды. Тут хватило бы одной, одной хорошей автоматной очереди… А может, мы остановили бы их только копьями… Я думаю… но не уверен… Никогда нельзя быть ни в чем уверенным… Это было бы более прогрессивно… То, что ново сегодня, например, реактивное топливо… которое, наверное, исключает водород-завтра может уже устареть… может оказаться смехотворным… — Он снова закрыл лицо руками. Замолчал.
Я был совершенно спокоен. Выходит, на этом все закончилось. А дальше? Я поднялся и спросил:
— Как тебя убили в Фермопилах?
Темпль слегка приподнял голову. Он выглядел очень усталым. Не открывая глаз, проговорил:
— …стрела… я был рад, что… никто не смог разрубить меня мечом… стрела… вот сюда… и он тронул ямочку под кадыком, — вонзилась сюда… и я… умер…
Он медленно, совсем медленно опустил голову и замер.
— Джек!
Я подождал, пока пройдет некоторое время. Потом снова позвал его:
— Джек! — И, протянув руку, я потрепал его за волосы.
Темпль вздрогнул. Поднял голову, тряхнул ею, поморгал и с изумлением посмотрел на меня.
— Черт возьми… — проговорил он, поднеся руки к вискам, и улыбнулся широкой доверчивой улыбкой: — Черт возьми! Что со мной было? — воскликнул он. — Уснул?
— Ну… как сказать…
Он встал и потянулся.
— Непростительно! — усмехнулся Джек. — Не пишите об этом, ладно? Представляете, как выглядит астронавт, который засыпает на Луне? Ха-ха-ха… Он посмотрел на меня своими серыми, холодными глазами. Вот он передо мной — Джек Темпль.
Он сделал решительный жест:
— Ну, давайте, стреляйте в меня своими вопросами. Жду. Вперед, черт побери! Хотите, чтобы я рассказал, как высаживался на Луну?
И Темпль рассказал мне о том, как высаживался на Луну. Рассказал подробно, вспомнив каждую фазу приземления. Прежде я уже слышал от других астронавтов примерно то же самое. Потом он описал Луну, сказав самые обычные банальные слова, какие я не раз слышал и раньше: небо черное, Земля похожа на зелено-голубую дыню, подвешенную в пустом пространстве, почва на Луне желтоватая, серая, кратеры, горы, камни, пыль и так далее и так далее. Думаю, что рано или поздно придется послать на нашу спутницу философа или поэта, если мы хотим узнать нечто более яркое и интересное.
Он говорил, ни разу не сбившись — не сказав «туника» вместо «комбинезон», и мне трудно было просто слушать его, не то, что следить за сутью его рассказа. Я опять, как и прежде, обливался холодным потом. Мне так и хотелось крикнуть: «Расскажи лучше о Леониде, а не о Луне!» Но, разумеется, я не сделал этого, а только спрашивал себя: «А может, мне все это приснилось?» И продолжал испытывать какое-то странное волнение, едва ли не ужас, время от времени согласно кивая и поддакивая:
— Да, да, конечно, интересно…
Наконец я встал, собрал бумаги с поспешными и совсем ненужными записями:
— Ну, Джек, вы рассказали мне немало интересного, — поблагодарил я.
Он улыбнулся:
— Хватит?
— Вполне! Да, послушайте, Джек… а какое у вас впечатление… — я поколебался, не решаясь задать свой вопрос, — какое впечатление осталось от вашего перехода к тому участку, который называется Фермопилы? — Я произнес это название, преодолев страх. Кто знает, может, это слово поразит его, заставит вспомнить, приведет…
Куда?
Нет, ничего, на что я надеялся, чего опасался, не произошло.
— Какое впечатление? — переспросил он. — Да никакого! Я ведь натренировался еще здесь, на Земле. Это было совсем нетрудно.
— Согласен. Но я не это имел в виду. Я хотел сказать…
— Все было запрограммировано до секунды. Я вовсе не хочу сказать, что я и в самом деле превратился в почтовую посылку, но…
— Я хотел напомнить про Фермопилы… Знаете, при всех исторических описаниях, при всем, что там случилось…
— Случилось? — Он едва ли не с недоверием посмотрел на меня. — Что могло там случиться?
— Нет, Джек, не там, не на Луне. Есть такое место, которое называется Фермопилы… — я вдруг почувствовал ужасную усталость, — и на Земле тоже. В Греции, слышали?
— В Греции? Вы уверены?
— Ну да.
— Черт возьми! Вот это новость! А мне никто не говорил об этом!.. Знаете, что я вам скажу, Купер? Рано или поздно я съезжу туда. И тогда смогу ответить на ваш вопрос, — добавил он, указывая на меня пальцем. — Какое странное, однако, название, — усмехнулся он. — Вы уверены, что нужно говорить Фермопилы, а не Фермопилы?
— Уверен. Абсолютно.
— Ну! А что же там случилось такого важного?
— Не помню точно, — ответил я. Теперь я опять обрел полное спокойствие. Я заглянул в глубокую беззвездную ночь, а сейчас опять взошло дневное светило… Я направился к двери.
— Было очень приятно побеседовать с вами, Джек! Вы просто молодчина!
— Как и все мои коллеги, не более того! — ответил Джек и проводил меня до двери, продолжая разговор о каких-то пустяках. Он был в прекрасном расположении духа и вполне уверен в себе. Когда уже у выхода я протянул ему руку, он расстегнул воротник комбинезона, и я увидел пластырь под кадыком, в самой ямочке… Колокольчики тревоги громко звякнули. Я невольно воскликнул, показав на его горло:
— Пластырь!
Он удивленно взглянул на меня, не понимая, о чем я говорю. Потом, заметив мой взгляд, потрогал шею и спросил:
