— Вы спросили, зачем я здесь. Я мог бы спросить вас о том же.
— Не надо этих ваших игр, — отрезал Магнуссон, — а то я вас завтра же отправлю обратно. Я пригласил вас для частного разговора, поскольку это может быть важным.
— Вы не ожидаете результата от официальных переговоров между моей группой и назначенными вами членами делегации?
— Нет, конечно. Это с самого начала пустая игра. Флэндри взял со стола бокал с виски и отпил глоток.
— Вы же ее начали, — мягко сказал он.
— Да. Как жест доброй воли. Можете называть это пропагандой. Но вы должны знать, что я снова и снова буду объявлять одну и ту же правду — что у меня нет другой цели, кроме процветания Империи, которую некомпетентность и коррумпированность ее правителей подрывали недопустимо долго, — Магнуссон, который не налил себе ничего, усмехнулся. — Вы думаете, что я начал верить собственным речам. Да, я им верю. И всегда верил. Но допускаю: я их столько произнес, что ораторство вошло в привычку.
Он наклонился вперед:
— На этом этапе я ожидал, что мое предложение будет с негодованием отвергнуто. Очевидно, Герхарт решил попытаться меня выслушать. Точнее, так решил его главный советник, у самого ума бы не хватило. Вряд ли секрет, что сейчас он — или, в любом случае, его Политический Совет — внимательно прислушивается к тому, что имеет сказать Доминик Флэндри. Подозреваю, что эта миссия — ваша идея. И вы лично ее возглавили, — он уставил палец в человека напротив. — И потому мой вопрос следовало бы поставить так: «Почему здесь вы?» Ответьте на него!
— То есть, — протянул Флэндри, — на основании моего присутствия вы полагаете, что у меня на уме что-то кроме пустых дебатов?
— Такая лиса, как вы, не станет тратить на них время.
— Ладно, вы меня приперли к стенке. Да, это я уговаривал принять ваше предложение, и поверьте мне, было не просто получить согласие на эти упражнения в пустословии. Не то чтобы все мои соратники их так оценивали. Кроме пары задубелых боевых командиров и одного старого задубелого ученого — чтобы не давать остальным совсем уж витать в облаках, в делегацию входят карьерные дипломаты и официальные лица с прекрасным академическим образованием. Они верят в силу ласковых уговоров и моральных резонов. Я полагаю, что на переговоры с ними вы назначили офицеров, которым надо позабавиться.
— Плевать мне на это. Вы признали, что это все было поводом для вас вступить в игру — как я уже и говорил. Чего вы хотели?
— Именно того, что сейчас происходит.
Тяжелая фигура Магнуссона застыла. Он ударил кулаком по подлокотнику. У него за спиной мигнули, сменились, еще раз мигнули и сменились огоньки в паутине домов.
Флэндри откинулся в кресле, забросил ногу на ногу, затянулся и отпил глоток.
— Спокойнее, адмирал, — сказал он. — Вам нечего бояться одного человека, пожилого и безоружного, когда за дверью стоит взвод охраны. Вы говорили, что мы пытаемся вас выслушать. За столом переговоров — чушь. Что будут делать там люди — что они могут делать — как не перекидывать друг другу избитые фразы? Но у меня есть мнение, что я, быть может, смогу вас выслушать, как человек — человека, — он сделал умиротворяющий жест рукой. — В ответ я мог бы рассказать вам кое-что, дать представление о ситуации на Терре и в Империи, что было бы неразумно делать открыто.
— А с чего мне вам верить? — хрипло спросил Магнуссон. Флэндри снова усмехнулся:
— Доверие к моим словам не подразумевается. Но мои соображения — некоторая информация для вас, если захотите слушать, и я думаю, вы найдете, что они согласуются с известными вам фактами. Что может вам помешать мне лгать? Ничего. И я, разумеется, считаю за данность, что вы так и поступите или откажетесь отвечать, если разговор примет неудобное направление. Хотя в основном у вас вряд ли есть причины не быть откровенным.
Его серые глаза поймали взгляд Магнуссона и удержали.
— Ведь одиноко там, где вы сейчас, сэр Олаф? — тихо спросил он. — Так не хотите ли ненадолго ослабить поводья и поговорить, как говорят обыкновенные люди? Видите ли, это именно то, что мне нужно: узнать вас как человека.
— Что за фантазия!
— Нет, чистая логика, если использовать хоть каплю воображения. Вы понимаете, что я не способен составить ваш психосоматический портрет, что помогло бы нам предсказывать ваши дальнейшие поступки, на основе болтовни одного вечера. Я же не Айхарайх!
— Кто? — напрягся Магнуссон.
— А, — небрежно отозвался Флэндри, — вы же слыхали о покойном Айхарайхе, может быть, даже имели с ним дело, поскольку большую часть жизни провели на мерсейской границе. Интереснейший персонаж, правда? Обменяемся о нем воспоминаниями?
— Вернитесь к теме, пока я вас не вышвырнул, — отрезал Магнуссон.
— Хорошо. Видите ли, сэр Олаф, для нас на Терре вы — довольно таинственная фигура. Трепотню ваших пропагандистов отбросим. Мы нашли все достоверные данные про вас, какие только есть, это вы понимаете, и прогнали их через все оценочные программы, существующие в каталогах, но почти ничего не всплыло, кроме вашего послужного списка и кое-каких побочных эпизодов. Это понятно. Как бы вы ни отличились, это было на Флоте, где служат десятки миллионов офицеров, действующих среди десятков тысяч миров. Вся дополнительная информация из статей журналистов и прочих подобных источников — она вся на тех планетах, куда вы не даете нам доступа. Ваша личность, ваша внутренняя сущность — для нас темный лес. Магнуссон вскинул голову:
— А зачем мне открывать душу перед вами?
— Я вас об этом не прошу, — ответил Флэндри. — Говорите так много или так мало, столько правды или лжи, сколько вам захочется. Я вас прошу лишь о разговоре — то есть чтобы вы и я отложили вражду на один вечер и поговорили свободно, как пара старых служак, травящих байки. Зачем? Чтобы мы на Терре лучше понимали, к чему нам себя готовить. Не в военном смысле, а в психологическом. Вы перестанете быть в наших глазах безликим чудищем и станете человеческой личностью, как бы искаженно мы вас ни видели даже после этого. Страх мешает пониманию, и еще хуже, если это страх неизвестного.
Не согласитесь ли вы прояснить себя для нас? И тогда второй раунд переговоров может иметь какой-то смысл. Допустим, вы проиграете, и тогда Империя вполне может не настаивать на уничтожении вас и ваших последователей. Вы победите — и, быть может, мы согласимся дать вам то, что вы хотите, без дальнейшей борьбы, — Флэндри понизил голос. — В конце концов, сэр Олаф, вы можете оказаться нашим следующим императором. Неплохо было бы знать наперед, что вы будете хорошим императором.
