— Может быть, не стоит ничего делать? — спросил он себя. — Пусть все закончится здесь, иначе я обрекаю себя на участь машины, надрывающейся над одной нескончаемой задачей. Я освободил Великую Реку от ее бесконечного цикла, но как мне освободить себя от замкнутого круга своей истории?
Женщина-регулятор оказалась очень практичной. Она сказала:
— Господин, ты ведь уже начал, послав с заданием наш корабль. Кто может сказать, как все закончится?
— Конечно, ты права, — улыбнулся Йама. — Ты напоминаешь мне о дорогом утерянном друге. Может, я его еще увижу… И Дирив… Да, все уже началось. Как говорится, делай что должен, и будь что будет.
Он взобрался к оракулу, диск которого заиграл световыми полотнищами. Регулятор встала с ним рядом.
* * *
Вдруг под ним раскинулся Из. С одной стороны солнце закатывалось за Краевые Горы, с другой — катила мощные воды Великая Река. Черные точки тысяч лодок и кораблей усеяли ее позолоченные волны, создавая изящный рисунок, словно выведенный рукой искусного каллиграфа. Сейчас река была полноводней, чем помнил Йама. Она заливала окраины города, наползая на берег, где в недалеком будущем образуются широкие топкие отмели и мешанина поселков на высоких сваях. А между горами и рекой раскинулся незабываемый Город. Из! Сквозь бурую дымку грязного воздуха просвечивала бесконечная сеть его улиц и проспектов. К небу взлетал ровный гул, и в нем словно огни в темноте выделялись звон монастырского гонга и резкий вой кораблей.
Ветер всколыхнул серебристый плащ Йамы. Теплый ветер, несущий запахи дыма и портовых отбросов.
Оракул стоял на высокой скале на крыше Дворца Человеческой Памяти. Отвесная стена переходила в пологий склон, покрытый пестрым лоскутным одеялом полей и усеянный храмами и монастырями. На пол-лиги ниже летел крупный ворон, широко раскинув черные крылья, словно ощупывая жесткими перьями воздух. Где-то голосил колокол. Вдалеке виднелись стройные серебристые швартовочные башни, устремляясь вверх за пределы атмосферы. Эти башни были древним портом Иза; во времена Золотого века, когда Слиянием правили сирдары, космические корабли отправлялись отсюда в другие миры. Заброшенные уже сто лет, они все же выполнили свою последнюю задачу: когда Йама был еще ребенком и жил в маленьком городке Эолисе, он мечтал постоять в их тени, именно они привлекли его в Из, к началу всех его приключений. Им суждено послужить еще раз.
Узкая лестница с частыми мелкими ступенями вилась по крутому откосу скалы к дворику на вершине, огороженному с трех сторон высокой каменной стеной. Открытая сторона выходила на крутую мелкую осыпь. Цепляясь корнями за камни, там росло искривленное ветром деревце; полузасохшее, оно все же имело пучки хилых листочков на самых концах искореженных веток.
Там внизу находилась келья, где Йама провел… проведет… дни заключения после того, как его чуть не убили в коридорах Департамента Туземных Проблем, и откуда он сбежал, укрывшись в энергетическую мантию пса преисподней.
Там внизу, в земляном полу кельи, находился керамический диск, который сначала он, а потом Пандарас пронесли через половину мира. Скоро ему понадобится работающий диск.
Что, если он возьмет эту монету? Его будущее «я» не найдет ее, не сможет призвать на помощь пса преисподней, не сумеет сбежать… Интересно, в скольких временных линиях именно так и случилось? А в скольких еще ему не удалось сюда добраться?
— Нам нельзя медлить, — сказала женщина-регулятор. — Проснись! Ты опять в мире!
Она стала быстро спускаться вниз, решительная, деловая, уверенная. Младенца она крепко прижимала к своей плоской груди. Йама покорно шел следом, обуреваемый мыслями о разветвляющихся дорогах судьбы. А что произошло бы, если бы в мире не было его самого?
Вдалеке все еще бил колокол, теперь ему ответил другой.
Тревожный набат раздавался совсем близко. Через мгновение женщина-регулятор обернулась к Йаме. Она сунула младенца ему в руки и кинулась вниз по ступеням, подняв распухшую клешню вверх для равновесия.
Охрана состояла всего из одной пентады: четверка необученных новичков и однорукий ветеран, который весь день пьянствовал. Этот пост считался скучным и самым бесперспективным. Старый оракул, называемый Звездным, не использовался уже десять тысяч лет. Его единственным посетителем был старый священник, приходивший раз в год пробормотать торопливую молитву и возложить подношение из веток плюща и нежных белых побегов звездчатки. Чтобы хоть как-то развлечься, стражники играли в карты, пили, стреляли по воронам из узких незастекленных окон караулки. Они не ждали беды и сидели расстегнувшись, закинув оружие за спину.
Женщина-регулятор легко убила первых двоих, вспоров одному живот своей страшной клешней, а второго встряхнула так, что у него отлетела голова. Остальные двое убежали, но ветеран не отступил. Первым выстрелом он прострелил женщине грудь и, пока она падала, снес вторым затылок.
В следующий миг вверху, на лестнице, в ореоле тысячи светлячков появилась огненная фигура. Когда призрак нагнулся над мертвой среброкожсй женщиной, ветеран бросился наутек. Призрак вызвал два летающих диска, на один положил убитую, на второй ступил сам. Когда ветеран привел подкрепление, призрака уже не было.
* * *
Йама проник в покои зеркальных людей по тайным каналам Дворца Человеческой Памяти. Светлячков он убрал. Зеркальное племя собралось вокруг него, люди были взволнованы и охвачены любопытством. Они щупали его плащ, рассматривали ребенка, который смеялся на их раскрашенные лица, спрашивали, кто он такой, откуда узнал про это место.
Йама сказал, что он друг, что принес известие для их короля.
— У входа осталась мертвая женщина, — сказал он. — Принесите ее сюда.
Три клоуна поспешили к дверям. Йама присел, ожидая, пока они вернутся. От воды и орехов он отказался. Ребенок забеспокоился, потом помочился в подгузник, который женщина привязала ему между ног.
Через час в зал сквозь большую овальную раму вошел Луп.
Может быть, кожа не так сильно висела на его усеянных старческими пятнами руках, может, стало чуть меньше морщин на лице, но в целом он был все таким же, каким знал его Йама. С обеих сторон его поддерживали две прекрасные девушки, шлейф длинного черного одеяния несла третья. Как и прежде, его губы сверкали яркой красной помадой, а впадины слепых глаз накрашены синим. Седые волосы, убранные в высокую прическу, сверкали золотыми нитями и фальшивым жемчугом Он выглядел одновременно нелепо и величественно: бурлескный образ монарха рухнувшей империи, сохранившего властность манер.
