Однако няня Бишоп тут же указала на то обстоятельство, что правило «НИКАКОГО СЛОВОПОМОЛА» было раз и навсегда установлено самим Даниэлем Цуккертортом при основании фонда, и мистеру Флэксмену следовало это знать. Изобретатель настаивал на том, что творцы гениальных произведений должны получать самое лучшее интеллектуальное и художественное питание, а чтиво, производимое словомельницами, он объявил вреднейшей примесью. Так что это правило соблюдалось очень строго, хотя в прошлом какая-нибудь безответственная няня и могла тайком подсунуть в рацион мудрецов пару-тройку свежесмолотых книг.
Ржавчик поддержал няню Бишоп и напомнил Флэксмену, что Цуккерторт остановил свой выбор на его прадеде с товарищами именно потому, что они были преданы высокому искусству и философии, а к науке и особенно технике питали глубочайшее отвращение. Разумеется, продукция словомельниц иногда вызывала у них некоторый интерес сугубо умозрительного характера, но этот интерес никогда не был большим, и правило «НИКАКОГО СЛОВОПОМОЛА» не причиняло им ни малейших неудобств.
Наконец Гаспар добрался до няни Бишоп, которая, когда Ржавчик разговорился, отошла в дальний угол комнаты. Тут можно было шептаться, не мешая остальным, и, к большому удовольствию Гаспара, няня Бишоп вроде бы не возражала против его общества.
Гаспар не пытался скрыть от себя, что эта очаровательная, хотя и временами язвительная девушка вызывает в нем самые теплые чувства, а потому попробовал расположить ее к себе, выразив глубокое — отчасти искреннее — сочувствие к положению, в которое поставил ее питомцев нелепый план издателей. Он долго и, как казалось ему, со знанием дела распространялся о возвышенном уединении мудрецов, их утонченной этике, филистерской пошлости и, в частности, о литературных потугах мистера Каллингхэма.
— По-моему, это гнусность — подвергать их такому испытанию, — закончил он.
Няня Бишоп смерила его презрительным взглядом.
— Вы так считаете? — прошептала она. — А вот я придерживаюсь другого мнения. По-моему, это прекрасный план, и Ржавчик просто дурак, если не видит этого. Им давно нужно было найти себе настоящее занятие, вернуться в живой мир, заработать синяки и шишки! Им это просто необходимо! Если хотите знать, издатели ведут себя как настоящие джентльмены. Особенно мистер Каллингхэм, который оказался гораздо более приятным человеком, чем я думала. Знаете, мистер Ню-Ню, мне начинает казаться, что вы действительно писатель. Возвышенное уединение, подумать только! Вас так и тянет в башню из слоновой кости.
Гаспар обиделся.
— Если вы считаете этот план таким уж хорошим, — заявил он, — почему вы не сказали об этом Ржавчику? Вас-то он наверняка послушается!
Девушка снизошла еще до одного насмешливого взгляда.
— Ну и ну! Не только великий писатель, но и гениальный психолог! Значит, я должна перейти на их сторону, когда Ржавчик и так один против всех? Нет уж, увольте.
— Нам следует все это обсудить подробнее, — предложил Гаспар. — Может быть, поужинаем вместе? Ведь вам разрешается отлучаться из Яслей?
— Хорошо, — согласилась няня Бишоп. — Конечно, если дело ограничится только ужином и разговором.
— Чем же еще? — недоуменно пожал плечами Гаспар, мысленно поздравляя себя с первым успехом.
В этот момент серебряное яйцо перебило Флэксмена, который с чувством распространялся о долге его содержимого перед человечеством.
— Погодите, погодите, погодите, дайте мне сказать!
Флэксмен покорно умолк.
— И пожалуйста, дайте мне договорить до конца, — донесся из динамика металлический голос. — Я долго и терпеливо слушал вас, однако пришло время сказать правду. Мы существуем в совершенно разных мирах. В рассказе великого русского писателя некий человек на пари согласился прожить пять лет в одиночном заключении. В течение первых трех лет он без конца требовал все новых и новых книг, на четвертый год он читал только Евангелие, а потом перестал читать совсем. Мы находимся в таком же положении, как и он, только тысячекратно усиленном. И мы страдаем от одиночества, и вспоминаем время от времени — причем без малейшей признательности — того, кто соблазнил нас этой судьбой, а заодно и мир, который отрекся от нас и продолжает идти своим извилистым трудным путем, пока мы пребываем в вечной ночи.
Вот почему я снова отвечаю вам «нет». Выключите меня, няня Бишоп, и отнесите обратно.
18
Жизнь имеет обыкновение усыплять нашу бдительность, чтобы внезапно разинуть на нас тигриную пасть или раздавить как мух. Приемная «Мудрости Веков» казалась самым тихим и спокойным местом в мире, местом, где время остановилось, однако, когда Гаспар зашел туда вечером за няней Бишоп, из внутренней двери внезапно появился всклокоченный старик, который взмахнул длинным посохом из черного дерева с двумя поразительно реалистичными змеями на нем и изрек:
— Изыди, мерзкий репортер! Осирисом, Сетом и Ра заклинаю тебя! Изыди, кому говорят!
Старец был точной копией Джо Вахтера, вплоть до седых волос на мочках ушей. Однако он не горбился, обладал длиннейшей белоснежной бородой и так широко раскрывал глаза, что были видны налитые кровью белки.
При каждом его вопле по воздуху прокатывались смрадные миазмы застарелого перегара.
Гаспар, пораженный сходством таинственного старца с Джо Вахтером, собрался было дернуть его за бороду, чтобы проверить, не накладная ли она, и, опасливо косясь на посох, уже протянул было руку, как вдруг из-за спины старца показалась няня Бишоп.
— Назад, Зангвелл, — поспешно скомандовала она, морща нос. — Мистер Ню-Ню совсем не репортер, папаша, теперь вся газетная работа выполняется роботами. Их-то вы и должны остерегаться. Осторожнее! Не сломайте свой кадуцей. Сами же говорили, что это музейная редкость. И не нажимайте так на нектар. Сколько раз я отгоняла от вас розовых слонов и не пускала в Ясли розовых фараонов. Пошли, мистер Ню-Ню! На сегодня я уже вот так сыта «Мудростью Веков» — ее рука коснулась нежного подбородка.
— По-моему, Зангвеллу ни разу не приходилось выгонять репортеров, — сказала няня Бишоп, когда они вышли на улицу. — Он просто вспоминает, как этим занимался его прадед. Джо Вахтер? Так ведь он и Зангвелл — близнецы. Семья Зангвеллов служит у Флэксмена из поколения в поколение. А вы разве не знали этого?
— Я не знал даже фамилии Джо Вахтера, — ответил Гаспар. — И вообще не понимаю, как кому-то удавалось удержаться на работе из поколения в поколение. Это при массовой-то безработице!
Кругом стоял непроглядный мрак, ярко светились лишь окна немногих зданий, имевших, подобно «Мудрости Веков», автономное электропитание. Быть может, власти считали, что публика скорее забудет о разрушении словомельниц, если Читательская улица будет погружена в темноту и вопрос об ответственности за содеянное решится сам собой.
