Ознакомительная версия.
– И все-таки зачем понадобилось снабжать планету фальшивой корой?
– Не имею понятия. Думаю, и Силвест не знает. Потому-то и требует, чтобы мы подошли поближе. – Вольева еще больше понизила голос. – Вообще-то, он даже попросил меня разработать операцию.
– Какую операцию?
– По проникновению внутрь Цербера. – Илиа помолчала. – Конечно, он знает о тайном складе. И считает, что орудия способны помочь ему, ослабив оборону инопланетян на каком-нибудь участке. – Ее голос дрогнул. – Ты как думаешь, эта твоя Мадемуазель заранее знала, какова будет роль Силвеста?
– Она все время твердила: его нельзя допустить на борт.
– Мадемуазель сказала это еще до того, как ты попала к нам?
– Нет, после.
Ана сообщила об имплантатах в своей голове. И о том, как Мадемуазель заложила ей в мозг визуальное представление о себе, которое должно было контактировать с ней в полете.
– Это было неприятно, – сказала Хоури. – Но она дала мне иммунитет к наведенной лояльности, и, похоже, за это я должна быть ей благодарна.
– Наведенная лояльность сработала как надо, – ответила ей Вольева.
– Нет, я просто притворялась. Мадемуазель подсказывала, что и когда говорить. Наверное, у нас неплохо получалось, иначе мы с тобой вряд ли вели бы сейчас эту дискуссию.
– И все-таки она не могла полностью исключить того, что ты станешь верным членом команды.
Хоури пожала плечами:
– Разве это важно? И какое значение может иметь эта лояльность сейчас? Ты открыто сказала, что Садзаки ждет лишь малейшей ошибки с моей стороны. И вообще, команду от распада удерживает только одно – угроза Силвеста прикончить нас всех, если не сделаем того, что взбредет в голову. У Садзаки мания величия, на нем самом не мешало бы испытать те методы, которые он испытывает на тебе.
– Но ведь ты не дала Суджик расстрелять меня.
– Верно, я это сделала. Но если бы она сказала, что собирается разделаться с Садзаки или даже с дурачком Хегази, я уверена, что мой ответ был бы совсем другим.
Вольева помолчала, обдумывая услышанное.
– Ладно, – сказала она, – будем считать тему лояльности исчерпанной. Что еще сделал этот имплантат?
– Когда ты подключала меня к артсистемам, Мадемуазель, бывало, подключалась тоже, чтобы войти – или ввести свою копию – в ЦАП. Думаю, она хотела прибрать к рукам как можно больше контроля над кораблем, а ЦАП был для нее только отправной точкой.
– Архитектура ЦАПа не позволила бы Мадемуазели выйти за его пределы.
– Она и не вышла. Насколько мне известно, Мадемуазель не подчинила себе ничего, кроме вооружения.
– Ты имеешь в виду орудия из тайного склада?
– Да, Илиа, взбесившейся пушкой управляла она. Тогда я не могла тебе сказать правду, но знала, что происходит. Она хотела уничтожить Силвеста, не дожидаясь, когда мы доберемся до Ресургема.
– Сдается мне, – сказала Вольева брезгливо, – для этого надо обладать порочным умом. Стрелять из пушки по воробьям… Я уже просила тебя рассказать, почему она так сильно желает Силвесту смерти.
– Тебе это не понравится. Тем более что Силвест собирается так много для нас сделать.
– Давай к делу.
– Хорошо-хорошо, – сказала Хоури. – Но есть еще кое-что, еще один осложняющий фактор. Его зовут Похититель Солнц, и, кажется, ты с ним знакома.
У Вольевой было такое лицо, словно внутри у нее разошлись швы на не успевших зарубцеваться ранах.
– Тьфу ты! – сказала она. – Опять это проклятое имя!
На подходе к системе Цербер-Гадес, год 2566-й
Силвест всегда понимал, что этот момент настанет. Но до сих пор ухитрялся держать это понимание подальше от своих каждодневных мыслей, признавая только самый факт его существования, но не задумываясь над возможными последствиями, – так математик может до поры забыть о слабо обоснованной части доказательства, пока все остальное не будет досконально выверено.
Садзаки настоял, чтобы они с Силвестом спустились на капитанский уровень и запретил Паскаль и остальным членам команды сопровождать их. Силвест предпочел бы, чтобы жена была рядом, но упорствовать не стал.
Это был первый случай после его прибытия на «Ностальгию», когда он остался наедине с Садзаки. В лифте Силвест стал лихорадочно подыскивать тему для разговора. О чем угодно, лишь бы не о той мерзости, которая ждала их впереди.
– Илиа говорит, что ее роботам на борту «Лореана» нужно еще три-четыре дня, – сказал Садзаки. – Вы уверены, что хотите продолжать эти исследования?
– Не надейтесь, я не передумаю, – ответил Силвест.
– Тогда у меня нет иного выбора, как присоединиться к вам. Я оценил обстановку и пришел к выводу, что существует реальная угроза.
– Думаете, для меня это новость? Садзаки, я слишком хорошо вас знаю. Если бы вы мне не поверили, то заставили бы лечить капитана, еще пока мы крутились вокруг Ресургема. А потом тихо избавились бы от меня.
– Ошибаетесь! – Голос Садзаки явно нес игривую нотку. – Вы недооцениваете мою любознательность. Думаю, я позволил бы вам добраться до этих мест – хотя бы для того, чтобы узнать, сколько правды в вашем рассказе.
Силвест, конечно, не поверил, но счел излишним устраивать диспут по столь мелкому поводу.
– Ну а теперь, послушав Алисию, вы все равно не верите мне?
– Эти записи так легко фальсифицировать! Разрушение корабля могло быть делом рук его команды. Я не буду верить в эти сказки, пока из Цербера не выскочит что-нибудь и не нападет на нас.
– Сильно подозреваю, что ваши сомнения вскоре будут развеяны, – проворчал Силвест. – Дня через четыре-пять. Если, конечно, Цербер не успел издохнуть.
Больше они ни о чем не говорили, пока не добрались до места.
Конечно, это был далеко не первый их совместный визит к капитану, но облик этого человека по-прежнему шокировал Силвеста. Каждый раз Силвест чувствовал себя так, будто видит этот ужас впервые в жизни. Доля истины тут была: недавно Кэлвин поколдовал над его глазами, воспользовавшись великолепным медицинским оснащением корабля. Кроме того, со времени предыдущего посещения капитан заметно изменился. Резко возросла скорость его распространения по кораблю, как будто началась гонка к некоему загадочному состоянию; и процесс ускорялся по мере приближения корабля к Церберу.
«Возможно, – думал Силвест, – я прибыл очень своевременно, если вообще хоть чем-то способен помочь капитану».
Подмывало предположить, что это ускорение трансформации капитана имеет важное и даже символическое значение. В конце концов, этот человек очень болен – если такое состояние можно назвать болезнью. Трагедия Бреннигена продолжается уже многие десятилетия, и вот теперь она переходит на новый виток.
Однако такой взгляд был наверняка ошибочен. Он не учитывал временные рамки: релятивистский полет сжал эти десятилетия в горстку лет. В последнем «расцвете» капитана не было ничего невероятного. И ничего зловещего, возможно.
– Что теперь? – спросил Садзаки. – Те же процедуры, что и раньше?
– Спрашивайте Кэлвина – он тут главный.
Садзаки задумчиво кивнул, будто только сейчас об этом узнал.
– Дэн, вы тоже могли бы кое-что сказать, ведь он работает при вашем посредничестве.
– Именно поэтому вам не следует полагаться на мои чувства. Я ведь даже не поприсутствую при лечении.
– Не поверю ни на секунду. Вы останетесь в полном сознании, насколько я помню по прошлому разу. Возможно, без права решающего голоса, но все равно – активный участник события. И вам будет весьма неприятно, – это мы тоже помним.
– Не слишком ли быстро, Садзаки, вы сделались специалистом по Силвесту?
– Иначе стали бы вы нас избегать?
– Я не избегал. У меня просто не было такой возможности.
– Я имею в виду не только ваше пребывание в тюрьме. Если вспомнить, как вы там вообще появились, на Ресургеме. Что это, если не бегство от нас?
– А может, у меня были другие причины перебраться на Ресургем?
Силвест ожидал, что Садзаки подхватит тему, но уходили минуты, а триумвир помалкивал. Возможно, ему просто надоел разговор. Силвесту вдруг пришло в голову, что этот человек живет настоящим и думает о будущем, а прошлое для него особого интереса не представляет. Ему скучно копаться в возможных мотивациях или всяких там «что было бы, если», потому что управлять уже случившимися событиями он не способен.
Силвест слышал, что Садзаки побывал у жонглеров образами, – он и сам так поступил перед путешествием к завесе. Для посещения жонглеров могла быть только одна причина, а именно решение подвергнуться нейротрансформации, открыть свой разум иным формам мышления – человеческая наука такого дать не могла. Поговаривали – впрочем, это могли быть слухи, – что трансформации, проделанные жонглерами, имели неприятные побочные эффекты, что почти все они сопровождались потерей какой-нибудь способности. Ведь в человеческом мозгу конечное число нейронов, да и число возможных межнейронных соединений тоже конечное. Жонглеры могли изменить эту сеть, но только при условии разрушения ряда уже существовавших соединений. Возможно, и Силвест что-то потерял, но сам он эту пропажу выявить не сумел.
Ознакомительная версия.
