Ознакомительная версия.
- Ну, - сказал Гиркас.
- Как вы относитесь к Торакайской бойне?
Обычно, когда человека спрашивают, как он относится к войне, тот старается не отвечать, не подумав: уж больно щекотливое дело - война. Гиркас, однако, рассуждал иначе.
- Да плевать мне, - ответил он. - Ну, честное слово: плевать. Пусть они хоть дерьмо жрут, лишь бы без меня!
С минуту мистер Крампфусс молчал.
- Неплохо, - сказал он, наконец. - Так тоже неплохо. Знаете, я думал, что мне попадётся человек неравнодушный, придётся его убеждать, приводить какие- то аргументы, спорить, кричать, угрожать - а тут вы со своим "наплевать". Скажу вам честно: в данной ситуации лучше и не скажешь. Вот что: вы готовы прямо здесь и сейчас услышать такое предложение, какого никогда не слышал ни один Дун Сотелейнен?
- Да, - сказал Гиркас. - Если вы, конечно, расскажете мне, что это вообще такое - Дун Сотелейнен.
- А вы не знаете? - удивился Крампфусс, и его вдруг затрясло от смеха. - Он не знает, не знает! Ха- ха- ха! Кто бы мог подумать, что такое случится? Ха- ха- ха- ха! Нет, милейший, вам очень повезло, несказанно повезло, чрезвычайно и удачнейшее повезло! Я вам даже завидую, я - Крампфусс, президент "Консервов- плюс". Потому что, любезный, - он резко переменил тон, - я счёл вас мерзавцем, а оказывается, вы просто дурак.
- Никакой я не дурак, - обиделся Гиркас, поскольку "дурак" из уст Крампфусса, человека успешного и влиятельного, прозвучало как- то особенно обидно. - С чего вы взяли? Я, между прочим, работал, и работал хорошо!
- Знаю, знаю, - Крампфусс по- прежнему утирал слёзы, выступившие от смеха. - Шкаф, бутерброд, бутылка портвейна и приблудный конгар вместо секретаря! Нет, как удачно, а главное - как дёшево. С мерзавцем бы пришлось повозиться!
- Да что вам от меня надо? - закричал Гиркас, не на шутку разозлённый этой клоунадой.
Вдруг Крампфусс резко изменился. Взгляд его посуровел, голос из визгливого тенорка превратился в глубокий суровый баритон, а сам он словно увеличился в размерах.
- Мне нужно, мой дорогой Дун Сотелейнен, - сказал он, - чтобы вы дали санкцию на продолжение Торакайской бойни.
На мгновение в камере воцарилась тишина.
- Что? - пересохшим горлом пискнул Гиркас.
- Вы слышали меня. Торакайская бойня. Мы - Совет директоров - требуем от вас, чтобы она продолжилась.
- Н- но почему я?
- Вы - Дун Сотелейнен, - Крампфусс был безжалостен. - Вы - единственный человек на Тразиллане, который может сделать так, чтобы Бойня продлилась ещё немного времени. Давайте я вам кое- что расскажу.
Рассказ Крампфусса
Я родился в кантоне Леонарди, где изготовляют лучшее на Тразиллане стекло. Когда мне исполнилось семь, отец поехал на ярмарку и вернулся с подарком - хрустальной лодочкой с крохотным гребцом, такой лёгкой, что она не тонула в воде. С тех пор это была моя любимая игрушка, я всюду носил её с собой. Даже теперь, сорок лет спустя, она стоит на полке в моём кабинете - напоминание о весёлом мальчишке, которым я перестал быть так давно.
Шло время, я рос, и лодочка была со мной. В тринадцать лет я захотел узнать, как именно было сотворено такое чудо - и посетил стеклодувный завод.
Меня привели к тому самому мастеру. Ничего особенного: маленький старичок в огромных очках. Я поблагодарил его за труд, но он не ответил мне. Начальник цеха отвёл меня в сторону и объяснил, что, вдыхая раскалённый воздух, мастер повредил связки и онемел. "Он никогда больше не сможет говорить", - сказал начальник цеха, а мастер промычал что- то и пожал плечами. Мне показалось, что этим он хотел сказать: "Такова жизнь".
Так я впервые сформулировал для себя основной закон жизни: чтобы кто- то мог радоваться, как радовался я, другой человек должен страдать. Всегда кто- нибудь должен быть несчастлив - понимаешь, Дун Сотелейнен? - чтобы были счастливы остальные. Так чем же противоречит жизни Торакайская бойня? Горстка конгаров - ну да, в масштабах Тразиллана, несколько сотен, это горстка - гибнет каждый день ради того, чтобы тысячи людей могли иметь хорошую работу, жильё, надежду на будущее. Это жизнь - все не могут быть счастливы. Всеобщее благо, которым лунными ночами грезят мечтатели, недостижимо, да и попросту бессмысленно.
Терпеть не могу моралистов, восклицающих: "Всё счастье мира не стоит одной слезинки ребёнка!". Стоит, ещё как стоит! Хотя бы потому, что слёзы в этом мире - не исключение, а правило. Можно ли придавать особое значение одной единственной слезинке, когда слёз ежедневно проливается целое море, подчас по самым ничтожным поводам? Та единственная слезинка, которая перевешивает всё счастье мира, теряется в этом потоке, и возможны два выхода: либо и остальные слёзы приравнять к этой слезинке, а значит, сделать невозможным человеческое существование - ведь любая деятельность подразумевает счастье для одного и несчастье для другого, - либо признать, что и слезинка одна- единственная ничего не стоит, и человек ничего не значит, так что ради хорошей жизни для большинства ими можно пожертвовать. Да- да, либо так, либо эдак: пытаться найти компромисс - значит, ослепить себя частично или полностью.
То же касается и конгаров. Нас, акционеров Торакайской бойни, упрекают, что мы наживаемся на чужих страданиях. Никто почему- то не осмеливается заметить одну простую вещь: конгары убивали друг друга и до нас, мы же всего лишь придали их борьбе иной смысл, наполнили её новым содержанием. Теперь они гибнут не зря, теперь их кровь питает мировую экономику, а из неё и им перепадает неплохой кусок. Конечно, можно возразить: мол, неэтично, ужасно, безнравственно! А нравственно оставлять конгаров полуголодными? Нравственно ли наблюдать за их вековым кровопролитием? В том и проявляется действие цивилизации, мой дорогой Дун Сотелейнен, что она облагораживает вещи чудовищные и отвратительные! Нельзя прекратить злодейства, но можно их переосмыслить, приспособить так, чтобы они превратились в источник благ. "Сделать из лимона лимонад" - так, кажется, говорили на Земле?
Так вот. Как видите, Торакайская бойня - не такая страшная штука, как кажется. Существование её вполне оправданно, а с неудобствами этического характера надо уметь мириться - в конце концов, для чего вам дан разум, как не для того, чтобы примирять противоречия? Человек хочет жить, и это значит одно: дайте ему жить, и плевать на детские слёзы!
Теперь мы подходим к тому, зачем вы здесь. Видите ли, Торакайская бойня понемногу затихает. Именно так: наши эксперты дают ей ещё месяца три. Что будет потом? Ну, это легко: разорится, по меньшей мере, двадцать восемь заводов (мелкие предприятия я, чтобы не шокировать вас цифрами, в расчёт не беру), а это для сотен тысяч людей равноценно падению за черту бедности. Понимаете? Горстка конгаров - каждый день, и сотни тысяч землян - одним махом! Мы, Совет директоров Торакайской бойни, этого допустить не можем. Не буду врать: виною тому не одни соображения гуманности, заботимся мы и о собственной прибыли, но кто скажет, что сочетать полезное с приятным - плохо?
Ознакомительная версия.
