— Брось ты это, — остановил его Боб.
Он не любил ошибаться, а еще больше он не любил признавать свои ошибки вслух. С самого начала его попытка была обречена, теперь он это понял. Безнадежность тяжелым камнем легла ему на плечи.
— Поздно, он уже на той стороне.
— Поздно что?
— А то, что теперь уже не разорвать эту причинную цепочку.
Теперь он понимал, что так получалось каждый раз — всегда было слишком поздно что-то изменить. Он уже видел себя сидящим на полу по ту сторону Ворот, потом храпящим в комнате без окон и мебели. Бесполезно, события неумолимо пойдут своим чередом.
— А зачем ее разрывать?
Не стоило тратить свои силы на объяснения, но Боб чувствовал необходимость как-то оправдаться перед самим собой.
— Потому, — сказал он, — что Диктор обвел меня… то есть, тебя… нас — обвел нас вокруг пальца, как остолопов. Смотри, он сказал тебе, что вы оба станете большими, очень большими шишками там, на той стороне? Правильно?
— Правильно…
— Так вот, все это вранье… чистой воды брехня! Все что ему нужно — запутать нас парадоксами этой штуки — Ворот Времени — до такой степени, что мы уже никогда не разберемся, что к чему.
— Откуда ты знаешь? — резко спросил «Джо».
Поскольку Боб ничего кроме собственных подозрений в качестве доказательства привести не мог, он почувствовал себя в затруднительном положении.
— Опять двадцать пять, — ушел он в сторону от ответа. — Ну почему ты не можешь поверить моему слову?
— А почему я должен верить?
«Почему ты должен? Эх ты, дурья башка, неужели не можешь сообразить? Я — это ты, только более, более опытное я. Ты должен мне верить!»
Вслух Боб сказал:
— Если ты не веришь моему слову, то чьему же еще ты тогда поверишь?
— Мы ребята с Миссури, — хмыкнул «Джо», — сами разберемся.
Вилсон вдруг понял, что «Джо» собирается пройти в Ворота.
— Ты куда?
— Обратно. Хочу найти Диктора и задать ему пару вопросов.
— Не делай этого, — просительно сказал Боб. — Возможно, что мы еще можем разорвать цепь, прямо сейчас. Но упрямое лицо двойника убедило его в бесплодности всяких просьб. Нет, от этого, видно, никуда не уйдешь — что должно случиться, то случится.
— Хорошо, — вздохнул Боб. — Ступай. Рой себе яму, я умываю руки.
«Джо» задержался у кромки Ворот.
— Умываешь, да? А как же это может быть моей ямой, если и не твоей тоже?
Пораженный Боб безмолвно проводил глазами «Джо», исчезнувшего в диске Ворот. Эта мысль ему почему-то в голову не пришла. Внезапно его охватило желание броситься вдогонку за «Джо». Этот болван может натворить что угодно, нельзя терять его из виду! А если с ним случится несчастье и он погибнет? Что тогда станет с Бобом Вилсоном? Ничего, то есть ничего от Боба не останется!
А может действительно ничего не случится? Может ли смерть человека на многие тысячелетия будущем повлиять на него сейчас, в 1952 году?
Ситуация показалась Бобу абсурдной и он облегченно вздохнул. «Джо» не причинит ему вреда — он помнит все, что ему предстоит сделать. «Джо» начнет ссору с Диктором и в соответствии с ходом событий пройдет сквозь Ворота, оказавшись снова здесь. Потому что «Джо» — это ведь и есть он, Боб Вилсон. Нужно как следует это запомнить. И тот первый парень — это тоже он. Они будут оба двигаться по своим дорожкам событий, пока не окажутся здесь.
Погодите… но ведь в таком случае все наконец распуталось! Он отделился от Диктора, «Джо» и двойник номер Первый отправлены по назначению, все обошлось малой кровью — не считая клочка волос и разбитой губы. Ну что же, теперь с него довольно. Побриться и за работу, Боб, старина.
Во время бритья он рассматривал собственную физиономию в зеркале, удивляясь почему он ее сразу не узнал. Очевидно, он никогда не старался взглянуть на себя как-бы со стороны. Поэтому Боб едва не растянул сухожилия на шее стараясь уловить уголками глаза собственный профиль в зеркале.
Выйдя из ванной, он снова увидел диск Ворот. Почему-то Боб считал, что теперь Ворота исчезнут. Но они остались. Боб осторожно, не прикасаясь к диску, обошел Ворота со всех сторон. Неужели они останутся навсегда? Ведь свое дело Ворота сделали, почему Диктор их не уберет?
Боб остановился перед диском, чувствуя своеобразное притяжение, сродни тому, что заставляет человека нырять с высокой скалы. Что произойдет, если он вернется в будущее? Что он там увидит?
Он вспомнил Арму. И ту, вторую девушку — как ее звали? Диктор, кажется, не сказал ему ее имя.
Но, напрягая волю, Боб удержался и, поборов искушение, сел за стол. Если он намерен остаться здесь — а он намерен так и сделать — то он должен закончить работу. Он должен зарабатывать на жизнь, и чтобы получить приличное место ему необходимо ученое звание. Итак, на чем он остановился?
Через двадцать минут Боб пришел к выводу, что работу придется переписать от начала до конца. Избранная им первоначальная тема — приложение эмпирического метода к некоторым проблемам метафизики и найденные им для этого точные формулировки можно оставить, но теперь у него имеется масса нового материала, который нужно обработать и использовать.
Перечитывая рукопись, Боб только удивлялся, насколько ограниченным и догматичным он был. Как часто впадал он в грех декартезианства, подменяя верное мышление «правильным». Он начал набрасывать план нового варианта работы, но понял почти сразу, что ему придется столкнуться с двумя проблемами, еще решительно не проясняющимися в его сознании: проблемой единства личности и проблемой свободы выбора. Когда они все трое находились в этой комнате — кто из них был настоящее «эго», кто был настоящий Вилсон? И как получилось, что он не смог изменить ход событий, как ни старался?
Тут же он нашел простой до абсурда ответ на первый вопрос. Настоящим Вилсоном был он. «Я» есть «я», воспринимаемая истина. Ну, а те двое? Они тоже были уверены в подлинности своих собственных «я». Боб попытался сформулировать определение человеческого «я»: «я» — как последняя в данный момент точка на постоянно растущей в будущее линии памяти, составляющей сознание…
Нужно попробовать сформулировать математически. В вербальном языке слишком много семантических ловушек.
Зазвонил телефон.
Боб рассеяно поднял трубку.
— Да.
— Это ты, Боб?
— Да. А кто это?
— Как, ведь это я, Женевьева. Что с тобой сегодня, мой дорогой? Вот уже второй раз ты не узнаешь моего голоса.
Боб почувствовал, как в нем растет раздражение. Еще одна проблема — что ж, он покончит с ней немедленно.
