— Черт бы побрал эту Формулу, — сказал я. — Там привезли чудесную крошку. Формула позвала Джонни, а этот старый козел…
— Не надо, все ясно, — прервал меня Барри и отложил молоток. — Знаешь, сегодня утром меня снова таскали на тесты.
— И ты думал о бананах?
— Об апельсинах тоже, — засмеялся Барри. — Они разочарованы.
— Ой, трудно, — сказала Дзитта. — Особенно я боюсь за молодежь. Рано или поздно они нас обязательно поймают.
— А какая альтернатива? — спросил я. — Все признать? Стать объектом сенсации и остаться при том существами третьего сорта, говорящими макаками?
— Только бы сегодня все обошлось, — сказал Барри.
— А меня утром спрашивал о тебе доктор Вамп, — сказал молодой гомошимп Третий. — Он спрашивал, уважаю ли я тебя.
— А ты что ответил?
— Ты знаешь, я плохо говорю, такой тупой-тупой гомошимп, я сказал, что Лидер сильный.
Я отобрал у Третьего банан — понял, что страшно проголодался.
— А девушка красивая? — спросил Второй.
— Не твое дело, — отрезал я. — В лесу отыщешь себе красивее.
— Сейчас идет совещание, — сказал Барри. — Надо послушать.
— Обсуждают, как разместить гостей и устроить банкет, — заметила Дзитта.
— Может, все-таки сходить? — спросил Барри.
— Я сам, — сказал я и выбрался через окно. По виноградной лозе взобрался на крышу и прополз по ней до окон комнаты совещаний. Наши маршруты проверены поколениями гомошимпов. Мы еще уступаем людям в интеллекте, но не разучились лазить по деревьям, прыгать и, главное, скрывать мысли и поступки: законы леса в нас сильнее, чем законы города, и двухсот лет слишком мало, чтобы кровь и мышцы забыли о прошлом. Я не знаю, кто первым пробрался скрытно к окнам комнаты совещаний, но это был гениальный гомошимп, я не боюсь этого слова, который понял, что разум его развит настолько, что пора утаивать от людей то, что проснулось в нас.
Люди окружили нас приборами, которые вызывают страх и недоверие. Людям кажется, что любой всплеск мысли и движение чувств тут же будут отражены самописцами и биофонами. Они совершили ошибку — они пытались сделать нас по своему образу и подобию. Но природа оказалась сильнее. Мы это поняли тогда, когда обнаружили, что, доверяясь приборам, люди судят о нас ложно. Это великое открытие было сделано до моего появления на свет.
И с тех пор, подчиняясь людским приборам и жестоким экспериментам, в которых нас заставляли есть, спать, думать, трудиться, размножаться только на глазах, под контролем, — все это время мы учились скрытности. Мы не второсортные люди, мы новая раса, гомошимпы!
Невидимый из комнаты совещаний, я наблюдал за людьми. Я, подопытный кролик, недочеловек и переобезьяна, затевал заговор против них.
Разговор в комнате шел о моей персоне. Выступала Формула.
— Он становится невыносимым, — щебетала она. — Он оказывает дурное влияние на других особей.
Как тщательно они избегают слова “животное”, подумал я.
— Конкретнее, — попросил доктор Вамп. Доктор ведает лечебницей и выступает против излишне жестоких экспериментов — он лечит, и у него добрые руки.
— Сегодня к нам поступила новая самочка, — сказала Формула, и перед моими глазами возник сладостный образ девушки. — Я попросила Джона помочь мне отвести ее в изолятор.
— Джон не вызывает у меня доверия, — сказал Батя, директор института.
— Он очень развитое существо, — возразила Формула. — И часто нам помогает. На этот раз он помочь не смог. Обезьянка очень боялась. Мы все равно справились бы с ней, до тут из кустов выскакивает этот Лидер и бросается на обезьянку. По-моему, он хотел надругаться над ней.
Формула была близка к слезам. Черт побери, подумал я, за какое чудовище она меня принимает!
Неожиданно Формула получила подкрепление от завхоза Скрыпника.
— Он становится диким зверем, — сказал толстый Скрыпник. — Вчера забрался на склад и распотрошил половину запасов. Не представляю, как устраивать банкет. Я послал в город за припасами.
Операцию на складе проводили мы с Дзиттой и двумя молодыми ребятами. Первое время нам будут нужны продукты — сгущенка, кое-какие консервы. Похищение пришлось замаскировать под бандитский налет, иначе бы оно вызвало подозрение.
— Пора его отдавать в зоопарк, — сказала Формула. — Если он и мутант, то регрессивный. Опасный для Эксперимента.
— А что вы скажете, доктор? — спросил директор.
— Воздержусь от выводов. По моим наблюдениям, Лидер пользуется в стае авторитетом.
— Вот именно, в стае, а мы стремимся создать общество! — воскликнула Формула.
— А что вы думаете? — обратился директор к заведующему лабораторией, моему главному противнику, которого мы постоянно водили за нос, изгоняя из головы все мысли, кроме мыслей о еде.
— Уровень интеллекта невысок…
Заведующий углубился в записки, он извлекал их из карманов и раскладывал на столе, путал мои данные с данными других гомошимпов, и в результате запутал все настолько, что директор остановил его. Другие специалисты были единодушны: я — опасный зверь, плохо влияю на молодежь, от меня надо избавиться.
С одной стороны, это было приятно слушать: я их провел и провел основательно. С другой — любому разумному существу обидно, когда его хотят отправить в зоопарк.
— Подытоживаю, — сказал директор. — Лидера готовить к отправке. Созвонитесь с зоопарком в Сухуми, оттуда есть запрос. Полагаю, что завтра можно перевезти.
Теперь перейдем к другим заботам. Когда прилетает рейсовый с гостями?
— В семнадцать тридцать, — ответил Скрыпник. — Мы его паркуем на запасном поле, машина большая.
Об этом вертолете я знал. Остальные гости будут слетаться на малых машинах. Малые машины нам не нужны. Нам нужен этот вертолет.
Ну что ж, можно уходить. Я узнал две важные вещи. Во-первых, время не терпит. Если мы сегодня не сделаем задуманного, завтра меня тайком, подло, предательски отправят в зоопарк. Во-вторых, нужная нам машина с половины шестого будет стоять на запасном поле. Удивительная удача: запасное поле окружено лесом, подходы к машине скрыты зеленью.
Я спустился в сад.
С некоторой грустью я смотрел на пруд, на спортивную площадку, на классные комнаты. Никогда я уже не увижу этого мира, в котором я вырос, стал настоящим гомошимпом и осознал свой долг перед племенем. Всему на свете бывает конец, вспомнил я чьи-то слова.
В спальне меня ждали.
— Все в порядке, — сказал я. — Вертолет прилетает в семнадцать тридцать. Стоит на запасном поле.
О решении отослать меня завтра в зоопарк я говорить не стал. Это могло несколько подорвать мои позиции. Подумают, что я спасаю собственную шкуру.
