— А что, если они затеют судебную тяжбу? Все-таки у них появилась какая-то зацепка. Найдут лжесвидетелей?
— Ничего путного у них не выйдет. Судно погибло при самых благоприятных обстоятельствах. Да… Коли они намереваются раздуть дело, то рискуют многими миллионами. Тогда они должны будут доказать, что и второй помощник с капитаном были в сговоре. А это доказать абсолютно невозможно. Мертвые молчат. Нет, я не завидую страховщикам. Ну а если они лишатся рассудка и все же обратятся в суд, то мы наймем самых знаменитых адвокатов.
— Я бы добавила, Тим, — самых хитрых адвокатов. — Но сознайся, тебя все-таки что-то тревожит?
— Да, Эва. Приятели моей приблудной дочери не выходят из головы. Только они могут осложнить дело, между нами, конечно. У меня нет от тебя секретов, моя радость! Все, что я делаю, — для тебя…
— Верю и благодарю, Тим. Но ведь они погибли… Они не должны вернуться?
— Я не желаю Джейн зла, но она попала в слишком плохую компанию. Сначала этот ретивый репортер, затем негр-профессор, который якшался с капитаном. Врач сообщил, что капитан передал негру какой-то важный пакет.
— В нем может оказаться что-то опасное для тебя?
— Все может быть, потому-то мне захотелось поделиться своей тревогой с тобой, Эва. От тебя у меня нет тайн, хотя рано или поздно ты меня тоже предашь.
— Да что ты, Тим! — Она снова прижалась к его плечу. — Боже, как тебе могло прийти в голову такое?
— Вот пришло, прости. — Чевер задумался. Покачал головой, вздохнул.
— Тим, — задумчиво произнесла секретарша, — скажи мне, Тим, неужели тебе совсем не жаль девочку? Вдруг она действительно твоя родная дочь?
Мистер Чевер так порывисто вскочил, что Эва О'Брайнен едва не свалилась с подлокотника кресла.
— Извини, Тим, я не хотела…
— Оставь меня! — сказал он жестко. — У меня масса дел. Свяжись с Токио. Узнай, что там делает Гольдман, в этом паршивом море. — И мягче добавил: — Иди, иди, моя радость, и прости за резкий тон. Пойми, что мне сейчас не до сантиментов.
— Понимаю, Тим. И ты меня извини.
— Ну, ну, будет! Подставляй щечку и не грусти.
Эва О'Брайнен, улыбнувшись заученной улыбкой, вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой массивную дверь.
Мистер Чевер подошел к окну и отдернул штору. За хаосом крыш голубел залив. На внутреннем рейде стояло множество судов. Белели паруса яхт. В сторону Золотых Ворот скользил кремовый лайнер, отдаленно напоминающий «Глорию». Заметка в «Светоче демократии» будоражила мозг мистера Чевера, и он стал мысленно прикидывать, что еще могут предпринять его противники.
Постараются раздуть найденный «уголек». Будут публиковать интервью с пассажирами, разыщут врачей, санитаров, которые занимались слюнтяем Спиро, полицейских и все это распишут подробнейшим образом, не упоминая пока его имени. Словом, будет объективная подача фактов, интересующих читателей. Все это чертовски неприятно. Хотя у него больше козырей на руках. Пока больше. Но что будет завтра? Они возьмут след и пойдут по нему, как полицейские собаки.
— К дьяволу! — процедил сквозь зубы мистер Чевер. Он не переносил минут слабости, которые притупляли волю.
В приемной секретарша разговаривала с только что вошедшим Рафаэлем Минотти.
— Вы, как всегда, прекрасно выглядите, Эва! — польстил тот.
— Стараюсь не стареть, мистер Минотти.
— Старайтесь, Эва. Молодость — хороший товар.
— Буду во всем следовать вашим советам, мистер Минотти! — Эва О'Брайнен улыбнулась и слегка наклонила голову к бумагам на столе. Это был знак, что встретятся они сегодня в условленный час в условленном месте.
— Какие новости из Токио, Эва?
— Пока никаких. Заказала разговор для шефа на тринадцать часов.
— Прекрасно. Чевер в одиночестве?
— Да, мистер Минотти. Читает почту.
— Пресса нынче великолепна!
— Кроме одной заметки в газете Харриса.
— Это пустяки… — Он бросил на Эву многозначительный взгляд и взялся за ручку двери, ведущей в кабинет.
Мистер Чевер нажал на клавишу селектора, выключая приемную: он подслушивал разговор между компаньоном и секретаршей.
— Наконец-то! — Мистер Чевер порывисто встал и вышел навстречу, крепко пожав Минотти руку, спросил: — Читал?
— Пустяки! Не беспокойся. Это блошиные укусы. Но не думай, что я оставил этот выпад без внимания. Завтра появятся статьи, испепеляющие эту паршивую заметку. В наших материалах будет обвинение в дезинформации общественного мнения и нанесении ущерба процветающему предприятию, дающему работу десяти тысячам моряков, что не так мало в наше время массовой безработицы. Мы прижмем Харриса по всем статьям закона.
— Хорошо, Раф, беспокоит меня другое… Ты послал новых людей?
— Я же говорил тебе. Уже на месте. Отличные ребята.
— Прежние также, видимо, были не из замухрышек.
— Ты прав, Тим, парни с безукоризненной репутацией, не раз испытанные в труднейших делах.
— Но это дело они блестяще провалили…
— Не скажи, Тим. Главное-то сделано — суденышко на дне. И мои ребята не жалели себя. Четверо из них погибли, пятый пропал без вести.
— Отец Патрик?
— Он самый. Таких потерь у меня еще не бывало. Какой-то злой рок.
— Не городи ерунду, Раф. Просто твои люди были растяпами. Если мы сделаем еще хоть один роковой промах, то нам обоим конец.
— Больше этого не случится, Тим. Отбрось мрачные мысли. Больше никто не доставит тебе огорчений. Та троица не вернется в Сан-Франциско. Я гарантирую…
Компаньоны некоторое время помолчали, прикидывая в уме, что может произойти, если троица вдруг объявится в Штатах.
Минотти сказал:
— Конечно, здесь было бы легче заставить их держать язык за зубами.
— Боже избави! Нельзя допустить, чтобы они передали бумаги капитана Смита в прессу! Что в них может быть?
Минотти пожал плечами:
— Мы с тобой довольно хорошо знали Смита. Он любил власть и деньги. Всячески оберегал свое доброе имя, намереваясь заняться политикой. Не может быть, чтобы он раскололся перед смертью. Может, это письма к женщине, к близким? Хотя у него нет родни. Вот подруга была. Вернее, она существует, хотя между ними произошел разрыв. Что, если в этом письме — последнее прости?
— Он не был сентиментальным, этот морской волк. Хотя…
— Я приказал письма уничтожить, не читая.
— Думаешь, твои люди не заглянут в пакет?
— Не посмеют. Таков приказ. Они знают, что их ждет за ослушание. А мы с тобой, Тим, не любопытны. Пусть бумаги останутся тайной капитана. Ты не возражаешь?
— Ты принял правильное решение, но мне хотелось бы знать, какие мысли приходят человеку в его последние минуты.
