Очнулся Рид на матрасике, который прежде служил постелью хозяйскому псу, недавно скончавшемуся после одного неудачного эксперимента.
Человек в здравом рассудке улечься на этот блошиный рассадник никак не мог, а посему соответствующие выводы напрашивались сами собой… Но, с другой стороны, Рид не ощущал никаких мук похмелья. Голова его была свежей, жажда не мучила, тошнота не досаждала. Вот только все, что предшествовало отходу ко сну, напрочь выпало из памяти.
– Как самочувствие? – поинтересовался Богданов, успевший наполнить экстрактом псилоцибе уже с полдюжины реторт.
– Бывает и лучше. – Рид сел. – Хотя я ожидал чего-то гораздо худшего.
– Какие выводы следуют из нашего опыта? – Богданов одел очки и раскрыл лабораторный журнал. – Опишите, пожалуйста, ваши ощущения.
– Одну минуточку… – Рид попытался внимательно вслушаться в свой организм. – Вам простыми словами или научными?
– Как угодно. Но желательно без мата.
– Велика была доза?
– Один миллиграмм.
– Тогда пишите: употребление одного миллиграмма препарата спустя четверть часа вызывает у человека средней массы состояние, сходное с алкогольным опьянением, однако без видимых негативных последствий, свойственных последнему.
– Если вы пришли в норму, продолжим опыт. – Богданов отложил свое неизменное вечное перо в сторону. – На сей раз увеличим дозу псилоцибе вдвое.
– Не лучше ли будет пригласить добровольца со стороны? – Джон Рид пошел на попятную.
Богданову это весьма не понравилось. Самому себе он, по слухам, и вторичную холерную сыворотку прививал, и свиную кровь переливал, и даже пытался пересадить семенные железы обезьяны.
– Вы хотите огласки? – воскликнул он. – Если нет, так потерпите еще немного. Кроме того, для чистоты эксперимента необходим один и тот же испытуемый. Дабы потом не пришлось делать скидку на индивидуальные особенности организма.
Делать нечего – пришлось Риду снова лакать эту гадость, тем более что инициатором эксперимента с грибом был он сам.
Кивком поблагодарив Богданова за душевную фразу: «Простите, но здоровья пожелать вам не могу» – и сдержав рвотный позыв, Рид стал дожидаться результатов действия двойной дозы псилоцибе, которые, учитывая предыдущий опыт, могли быть самые непредсказуемые. В тягостном молчании прошли и четверть часа, и еще столько же, но симптомов опьянения все не появлялось.
Время тянулось невыносимо медленно, словно его двигали не тайные силы вселенной, как это следовало из новейшей теоремы молодого немецкого физика Эйнштейна, а те самые заезженные клячи, которые вывезли из «Крестов» бочку с нечистотами.
Внимательно приглядываясь, а главное, принюхиваясь к обстановке лаборатории, Джон Рид все больше убеждался, что оставаться в столь мерзком месте и дальше решительно невозможно. Затея с грибами оказалась дурацкой авантюрой, недостойной порядочного человека, а про недавнее знакомство с балтийским моряком Пашей Дыбенко противно было даже вспоминать.
Но сильнее всего Рида раздражал сам Александр Александрович Богданов. Вскоре он пришел к выводу, что тот весьма напоминает собой вурдалака не первой свежести. Недаром ведь так интересуется переливанием крови… Действительно, редкий урод. Да от него, наверное, лошади на улице шарахаются.
– Мы, помнится, не закончили обсуждения моего романа. – Богданов говорил, словно сопли жевал.
– А чего его обсуждать, – фыркнул Рид. – Это не роман, а тоска зеленая. И охота вам было на него время тратить.
– Возможно, вы и правы, – с подозрительной легкостью согласился Богданов. – А какую литературу, извольте узнать, вы почитаете за образец?
– Да никакую. Везде тоска. Один дурак сочиняет скучнейшую книгу, а другие дураки ее читают, словно иного занятия нет. Тьфу!
– Так вам и Шекспир не нравится?
– Этот хуже всех. Читаешь его, и отравиться хочется. Как Джульетта. Или удавиться, как Дездемона.
– А чего все же хочется больше – удавиться или отравиться? – с иезуитской ухмылочкой продолжал выпытывать Богданов.
Подумав немного, Рид ответил:
– Больше всего – удавиться.
– И, кроме этого, вы не испытываете никаких других желаний? Только откровенно.
– Если откровенно, то абсолютно никаких. Удавиться, удавиться и еще раз удавиться.
Поняв, наконец, в чем именно состоит главная цель его жизни, Джон Рид ощутил громадное облегчение. Мир оставался грязной помойкой, прежнее существование выглядело стыдобищем, отвратительным был даже сам факт принадлежности к роду человеческому, но радовало хотя бы то, что со всем этим предстояло расстаться в самое ближайшее время.
Рид немедленно отправился на поиски веревки, поскольку этот метод самоубийства казался ему самым приемлемым. Главное, что сразу не подохнешь, как под колесами паровоза или от пули в висок, а повисишь еще немного, наслаждаясь прощанием с опостылевшим бытием. Говорят, что при этом еще и оргазм испытываешь. Пусть, напоследок не помешает….
– Да что же это такое в самом деле! – обойдя всю лабораторию, взмолился Джон Рид. – Куда подевались все веревки? Удавиться и то нечем! Придется отравиться, если другого выбора нет. Александр Александрович, какое радикальное средство вы мне порекомендуете?
– Ложку меда, – молвил Богданов, все это время ходивший за Ридом, что называется, по пятам.
Как-то отреагировать на эти издевательские слова журналист не успел, потому что ученый треснул его по макушке увесистым никелированным молотком, применяемым в хирургической практике.
Очнулся Рид все на том же собачьем матрасике, но на сей раз со связанными руками. Надо же, и веревка нашлась!
Голова болела, но лишь в том месте, где наливалась солидная шишка. Все случившееся помнилось предельно ясно, вот только нельзя было восстановить прежнее ощущение беспредельной, убийственной тоски.
– Какова была доза? – спросил Рид.
– Два миллиграмма… Может, вас сначала развязать? – участливо поинтересовался Богданов.
– Нет. Записывайте, пока я ничего не забыл… Употребление двух миллиграммов препарата вызывает состояние отрешенности, быстро переходящее в глубокую депрессию, характеризующуюся суицидальными настроениями. Считаю, что дальнейшее увеличение дозы может привести к необратимым изменениям в психике. Настаиваю на прекращении опытов.
– Но ведь желаемый результат не достигнут! – горячо возразил Богданов. – Мы ищем способ превращения вполне заурядного человека в бесстрашного льва, а не в пьянчужку, тем паче в самоубийцу. Предлагаю довести дозу до трех… нет, даже до пяти миллиграммов.
– Вы с ума сошли, Александр Александрович! Не иначе как надышались парами псилоцибе.
