Сергей острожно надавил рукой на стекло, потом резко ударил по руке кулаком - и окно с тихим звоном выдавилось внутрь. Секунду помедлив, с пистолетом наизготовку, Воронцов уже занес ногу, намереваясь забраться в комнату, как вдруг почувствовал чей-то недобрый взгляд, упершийся ему в спину.
Одновременно с этим издалека ветер принес звуки выстрелов - сухие, одиночные щелчки "калашниковых", и изредко отвечающие им тугие, смачные бухания "супер-питона" - Хосы начал свою игру.
Воронцов резко обернулся, и замер - прямо перед ним, на снегу, прижав короткие уши к лобастым мордам, и оскалив клыки, приготовились к прыжку два матерых рыжих пса.
"Стрелять нельзя - выдам себя раньше времени!", - быстро подумал Сергей, чувствуя, как кровь отхлынула от лица, а сердце бешено заколотилось - собак он боялся с детства. Медлить тоже было нельзя, сейчас псы прыгнут, и собьют его с ног, а на что способна вот такая, очень похожая на кавказкую овчарку собака, Воронцов знал - смотрел как-то по "видику" кассету, взятую у друга, с собачьими боями. Там, на боях, вот такие "милые" песики выступали вне категории, вне конкурса, так сказать - просто им не было равных ни среди булей, ни среди хваленых мастифов и стафордширров.
"Хорошо, хоть не лают!", - подумал Сергей, сунул пистолет в кабуру, и потянулся за ножом, но не успел буквально на долю секунды - псы прыгнули разом, с низким, утробным ворчанием, переходящим в злобный рык.
Видимо, собаки были приучены "работать" в паре. Один из псов буквально повис на Сергее, в клочья раздирая крепкую ткань бушлата, а другой, целивший в горло, промахнулся всего на миллиметр, зацепив-таки своими страшными клыками кожу на шее.
Висящий мертвой хваткой с боку пес весил килограмм шестьдесят, и все эти килограммы извивались, бились, драли зубами и лапами уже не бушлат, бушлат был почти моментально разодран, а тело Воронцова.
Сергей не удержался на ногах, упал, и на него с другой стороны навалился второй пес, вцепившийся в левую руку. Кое-как, изо всех сил стараясь в панике не начать кататься по снегу, чтобы оторвать от себя собак, и терпя адскую боль - его буквально рвали на части заживо, Сергей дотянулся до ножа, выхватил его и три раза резко всадил в бок грызущей его собаки. Пес заворчал, один раз даже взвизгнул, не разжимая зубов, но не только не отпустил Сергея, а наоборот, с ещё большой лютостью вцепился в него.
Другой, как показалось Воронцову, практически перегрыз ему руку, и Сергей, изогнувшись, ударил собаку ножом в глаз, стараясь бить под таким углом, чтобы лезвие попало в мозг.
Пес захрипел, и практически сразу умер, но челюстей так и не разжал. "Если сейчас сюда прибежит хотя бы ещё один такой "Джульбарс", мне конец!", - вдруг ясно даже не подумал, а ПОНЯЛ Сергей, и сам, откуда только силы взялись, словно озверел. Он кромсал собаку, а собака кромсала его, и побеждал тут тот, у кого было больше ярости...
Пес перестал шевелиться буквально за мгновение до того, как Сергей хотел сдаться и закричать - боль в изуродованном боку, в искусанной руке были просто невыносимыми.
Тяжело дыша, Воронцов столкнул с себя окровавленного, покрытого ранами от его ножа, волкодава, шатаясь, попробывал подняться, но адская боль заставила его снова скрючиться на взрытом лапами и телами кровавом снегу. Это был конец - в таком состоянии он не только не сможет отыскать и спасти Катю, он вообще ничего не сможет! Сергей выронил нож, кое-как дотянулся до пистолета и начал медленно доставать его из кабуры...
Очнулся он почти сразу, потеря сознания была мгновенной, а холодный снег, в который ткнулся лицом Сергей, привел его в чувства. Он тупо посмотрел на пистолет, зажатый в здоровой руке, зажал его в зубах и полез в карман жилета - за перевязочным пакетом. Умирать было ещё не время!
Кое-как перетянув болящую какой-то дергающей, пульсирующей болью руку, Сергей занялся ранами на боку. Для того, чтобы перебинтовать себя, ему надо было скинуть бушлат и жилет - собака легко разодрала прочную ткань, а по воле конструкторов жилета бока, как наимение уязвимые места, не были снабжены защитными пластинами, иначе зубы пса никогда не добрались бы до тела.
Воронцов наложил на зияющие раны тампоны, пропитанные антисептиком, скрипя зубами от боли, перетянулся ремнем, зафиксировав их, потом, лежа на боку, как учили, вколол себе прямо через штанину промедол из шприц-тюбика, полежал ещё несколько секунд, дождался, когда препарат начнет действовать, и медленно, со стоном сел.
До него доносилась отчаянная стрельба, во время схватки с собаками Сергей как-то не обращал на неё внимания, и только сейчас понял, что буквально весь лес грохочет от выстрелов. "Калашниковы" лупили теперь длинными очередями, "питон" бухал гораздо реже, но судя по редким выстрелам, Хосы держался, отвлекая на себя все силы противника.
Надо было действовать, причем действовать быстро, а вот этого-то как раз Сергей и не мог - каждое движение отзывалось вспышкой новой боли, корчавшей все тело.
Кое-как, по стеночке, Воронцов поднялся, с трудом, держа раненную руку на отлете, перевалился внутрь дома, и сел на пол - отдыхать. Стимулятор действовал, давая иллюзию всемогущества, но боль напоминала о себе после любого движения, и Воронцов считал про себя секунды, отдыхая.
Минута пролетела, как мгновение. Сергей встал, прошел по комнате к двери, ткнул в неё здоровой рукой с пистолетом, и безо всякой осторожности шагнул вперед - на острожность у него не оставалось сил...
За дверью оказался коридорчик, видимо, ведущий на улицу, и ещё пара дверей, таких же мабутных, как и та, которую Воронцов только что открыл.
За одной из дверей оказался чулан или кладовка - полки, ящики, какие-то мешки, лопаты... Воронцов толкнул другую и очутился в больничной палате, или даже скорее, в операционной. Пахло лекарствами, стояли стелянные шкафы, медицинская оборудование, пикавшее редкими сигналами, проносящимися по экранам дисплеев. Кипел на столике в углу стерилизатор, а прямо посредине комнаты, окруженная стойками с капельницами, опутанная проводами и шлангами, возвышалась пластиковая лежанка, на которой Воронцов увидел неподвижное, без признаков жизни, женское, судя по формам, тело. Лицо женщины покрывали бинты, лишь там, где должны были находиться глаза и рот, в бинтах имелись узкие просветы.
"Катя!", - обожгла Сергея первая мысль, как только он огляделся. Но подойдя ближе, он вздохнул с облегчением - эта женщина была выше, или, в данном случае - длиннее Кати, да и рука, видневшаяся из-под края простыни, явно принадлежала другому человеку.
Еще раз окинув комнату взглядом, Сергей проковылял к окну, выходящему на улицу, осторожно выглянул из-за белой занавески.
