Ознакомительная версия.
– Это естественно, – раздался глуховатый голос, в котором Максим с ужасом опознал голос Вадима Рачевского. – Так же естественно, как для тебя – съесть бутерброд с колбасой. Это природа! Естественные законы!
– А ты п-помнишь, как ты мне рассказывал про цыплят? – нервно, чуть заикаясь, вступил голос Дениса Федорова. – Что дети, мол…
– Нет, ты мне скажи: ты просишь детей отвернуться, когда ешь бутерброд с колбасой?
– А-а, рейтинги у тебя упали, п-причем по всем пунктам…
– Не мели ерунды! – Рачевский повысил голос. – От тебя мне ничего не надо, даже согласия…
– Антилопы м-мои…
– Какая, к черту, антилопа…
– Скандал…
– Обставим, как несчастный случай…
– Тихо!
Оба замолчали. Обоим только теперь пришло в голову, что туалет – общественное место, и что как минимум одна кабинка заперта.
Последовала тишина; Макс покрылся холодным потом. К счастью, Рачевский и Федоров не стали взламывать дверцу, не стали даже допытываться, кто внутри. Они просто вышли, не говоря ни слова, а обменявшись, наверное, знаками.
* * *
Прошло две недели. Рейтинги в «Империи» держались на «зимнем» уровне, то есть ниже среднего. Крокодилов кормили мало – Макс обратил на это внимание. Яшка нервничал. Одетта скандалила. Ротбард не вылезал из воды – склизкое зеленое бревно.
К маленькому стаду антилоп, гулявшему по периметру, добавились три или четыре новеньких – тонконогих, молодых, изящных. И еще почему-то несколько обыкновенных коз, в ансамбле «Лимпопо» выглядевших дико. Вокруг пары меланхоличных бегемотов попеременно крутились то Федоров, то Рачевский.
Марков осторожно попросил отпуск на неделю – покататься на лыжах. Ему вежливо отказали: тем, кто не проработал в компании и года, отпуск не положен.
Максим взял моду по дороге с работы заходить в кафе на углу и выпивать сто пятьдесят. Игрейна морщилась, как при виде крокодила.
«Обставим, как несчастный случай». Фраза не шла у Макса из головы. Если бы он поделился с Игрейной – было бы лучше, но Игрейна ясно дала понять, что о состоянии дел на его нынешней работе слышать не желает…
Когда в воскресенье на дневной смене оказалось, кроме Макса, еще два оператора – он подсознательно напрягся. Смена почти прошла, и ничего не случилось; Макс уже стал мечтать, как примет душ и переоденется, как доберется до кафе и попросит у знакомой буфетчицы свою обычную дозу, когда в вольере вдруг появилась коза.
– Внимание всем, – сказал в наушниках голос режиссера.
Публика оживилась:
– Э-э, а эта как сюда?
– Тикай, козочка, сожрут!
Еще ничего не понимая, Максим взял козу в кадр – средним планом.
Вода в бассейне пошла мягкими волнами. Коза, вот идиотка, подходила все ближе к краю бассейна.
– Вторая камера, воду, – распорядился режиссер. – Первая камера – козу.
Публика закричала. И Макс хотел закричать – но он был оператор, хороший оператор, и дисциплинированно работал бы, наверное, даже в районе боевых действий.
Вода взорвалась. Коза успела крикнуть и отскочить; зубы Ротбарда сомкнулись у нее на бедре. Макс прекрасно знал, что, однажды сомкнувшись, челюсти крокодила добычу не выпускают.
На песок павильона брызнула кровь. В публике случилось движение – кто-то отшатнулся от барьера, кто-то, наоборот, ломанулся вперед. Ротбард деловито стаскивал козу в бассейн, а на помощь ему спешили Одетта, Одилия и Яшка.
– Работаем! – орал в наушниках режиссер Сыч. – Первая камера, крупно!
В этот момент наступил так называемый «второй поворотный пункт» драматургии события. Из соседнего вольера к бассейну подбежал бегемот.
Макс впервые в жизни видел, как бегемоты бегают. Публика в большинстве своем – тоже; бегемот поражал воображение. Несущийся по степи танк впечатляет меньше.
Бегемот кинулся на крокодила, и Макс целую секунду был уверен, что Ротбарда сейчас растопчут. Коза давно потеряла сознание; пленка фиксировала сцену схватки крокодила с бегемотом – небывалое зрелище! Наконец, Ротбард ушел в покрасневшую воду – «пустым». Бегемот, трогая мордой трупик козы, будто пытался вернуть ее к жизни. Тщетно; из служебных дверей вдруг возникли молодые люди в спецкостюмах со шлангами. Кого они хотели напугать водометом? Крокодилов? Бегемота?
На следующий день работник, якобы ответственный за незакрепленную дверцу клетки, где содержалась коза, был уволен без выходного пособия. Многие газеты напечатали отчет о странном и душераздирающем происшествии в зоопарке: бегемот пришел на помощь козе, но было слишком поздно! Рейтинг «Лимпопо» взлетел на небывалый даже для лета уровень.
А Максим Марков пришел домой пьяный и все рассказал Игрейне.
* * *
– Ничего нельзя сделать, – с сожалением сказал адвокат. – Разве что попробовать доказать, что вы подписали документы под принуждением…
– Я их по своей воле подписал, – сказал Максим.
Адвокат пожал плечами:
– Как это вас угораздило… Нет, молодые люди, я не возьмусь.
Максим и Игрейна попрощались и вышли. Это был третий адвокат, к которому они обращались; конечно, будь у Макса с Игрейной связи, знакомые, хоть какой-нибудь опыт – они, возможно, преуспели бы больше. А возможно, и нет.
Они молчали до самого дома. Переодевшись и вымыв руки, уселись за стол на кухне; Игрейна поставила чайник.
– Прости, – сказал Макс.
– Глупости, – отозвалась Игрейна. – Не надо траура. Пока все будет как есть, а там посмотрим…
И задумалась.
* * *
На протяжении весны и лета «Империя зверей» открыла несколько «Шоу любви» – одно за другим. Лидером весеннего рейтинга сделались тетерева: волей служителей зоопарка в клетке с пятью самцами оказалась одна невзрачная курочка. Завоевывая ее сердце, птицы пускались во все тяжкие. Действо, начинавшееся как безобидный «конкурс песни и пляски», скоро погрязло в интригах; солистам, на минуту завоевавшим внимание курочки (и публики), конкуренты как бы невзначай опрокидывали на голову поилки с грязной водой и поддоны для помета. Шли в ход толчки, щипки, удары клювом. В конце концов аутсайдер, жалкий с виду и не допевший до конца ни единой арии, «плюнул» на конкурс и взялся насиловать курочку в темном углу клетки, и четверо его товарищей, подоспев, превратили момент незаконной любви в безобразную свару и свалку.
После скандала страсти в тетеревятнике пошли на убыль, и рейтинговое первенство перехватили олени: их длинный и узкий вольер превратился в ристалище.
– Вот почему так бывает, – рассуждали в публике. – Ни рожи ни кожи – а мужики ради нее шеи сворачивают!
«Ни рожи ни кожи» была олениха Элли, в самом деле невзрачная с человеческой точки зрения, но чрезвычайно привлекательная для самцов своего вида. Каждый день в оленьем вольере стучали рога: за благосклонность Элли следовало биться, и биться жестоко. Скоро наметились два лидера, многократно «начистившим хари» прочим претендентам: звали молодцев Агат и Зефир. Элли вела себя возмутительно, подавала надежду и тому, и другому, и будто нарочно провоцировала стычку. А после боя никогда не жалела поверженного: сразу же забывала о его существовании, любезничая с победителем, и консервативные взрослые в этот момент предлагали детям смотреть куда-нибудь в сторону…
Ознакомительная версия.
