Пергаментно-желтые веки дрогнули и приоткрылись, но взгляд Оставался мутным и неузнающим. Лишь через минуту-полторы лицо больной порозовело, и она прошептала чуть слышно:
— Я, кажется, потеряла сознание, доктор, но сейчас мне лучше.
— А вот разговаривать тебе пока не стоит, — сказал Хеллман, снова присаживаясь рядом.
Он нащупал запястье невесомой, похожей на птичью лапку руки девушки. Пульс частил, но это сказывалось действие вколотого стимулятора. Джоан послушно закрыла глаза и умолкла. Прошло не* сколько минут.
— Доктор Тони? — позвала она вдруг неожиданно громким голосом.
— Я здесь, девочка. Только не говори ничего и постарайся уснуть.
— Хенк тоже здесь? — не унималась больная.
— Он скоро придет.
— Тогда я должна кое-что рассказать вам, доктор, пока его нет. Хенк ни в чем не виноват. Я солгала ему, когда сказала, что вы позволили мне ходить,
— Зачем ты это сделала, глупышка? Ты же прекрасно знала, чем может кончиться такая прогулка!
— Да. Да, я знала! И еще я знала, что вы собираетесь отправить меня на Землю!
— Не думай об этом, Джоан. Тебе вредно волноваться.
— Как я могу не думать об этом, доктор Тони? И дело даже не во мне, а в Хенке. Вот почему я так поступила сегодня. Ради блага колонии я готова вернуться на Землю в любой момент, и это будет справедливо. В конце концов, кому нужна такая обуза на шее? Но при чем тут Хенк? Если уеду я, ему ведь тоже придется возвращаться, так? Он ни за что не расстанется со мной — во всяком случае пока мы оба живы!
— О чем ты говоришь, милая моя?! — картинно изумился Тони, отлично понимая в глубине души, что именно хотела она сказать и сделать. Разумеется, он никогда тебя не бросит! Хенк любит тебя. А ты? Разве ты не любишь Хенка?
— Больше всего на свете! — прошептала она с нежной улыбкой на обретшем вдруг умиротворенное выражение лице. — Но ведь Хенк мечтал об этом всю свою жизнь! — воскликнула вдруг Джоан с неожиданной страстью в голосе. — Он не понимает и не разделяет моих чувств по отношению к колонии и тому образу жизни, который она олицетворяет. Он честно и много трудится, но главное для него — это весь Марс, а не какой-то один поселок. Хенк с раннего детства буквально бредил Марсом. Он готов быть кем угодно, хоть вольным старателем, вроде папаши Лероя, лишь бы остаться здесь навсегда. Вы знаете, иногда по ночам он уходит в пустыню и просто бродит по пескам, потому что ему это нравится… Скажите ему, доктор, что он вовсе'не обязан следовать за мной! Потолкуйте с акционерами — пусть они уговорят его остаться. Возвращение на Землю разобьет ему сердце, я знаю!
Тони мог бы сказать, что в скором времени такая судьба, по всей вероятности, ожидает подавляющее большинство жителей Сан-Лейк-Сити, но нервировать больную лишний раз без особой надобности не стоило. Как не стоило говорить ей о том, что, даже если колония каким-то чудом выживет, Хенк все равно не сможет остаться. Это правило негласно называлось «Б или Б» и означало, что доступ в ряды колонистов был открыт только уже состоящим в браке парам или молодым мужчинам и женщинам брачного возраста. При выработке статуса будущей колонии ее основатели сознательно игнорировали идиотские земные законы и мерки, с самого начала сделав ставку на детей, как будущее Марса. Поэтому в Сан-Лейк-Сити не было места людям, от которых нельзя было ожидать потомства. Не было там места и для Хенка, обреченного жить в разлуке с любимой женой, находящейся на другой планете. Так что Хеллману оставалось только лгать, успокаивая себя тем, что эта ложь — во спасение.
— Не волнуйся, никто не отправит твоего Хенка назад, если он сам этого не захочет, — заявил доктор, стараясь говорить как можно убедительнее. Другое дело, что он сам вряд ли захочет остаться без тебя.
Джоан тяжело вздохнула и смежила веки. Прошло немало времени, прежде чем Тони поверил, что она уснула. Тогда он осторожно поднялся с кровати и на цыпочках вышел в столовую, где его дожидался вернувшийся с добычей Хенк.
— Ей стало лучше, и сейчас она спит, — сообщил доктор, оглянулся на приоткрытую дверь спальни и добавил: — Давай-ка лучше выйдем наружу, чтобы не разбудить ненароком.
Они вышли на улицу и уселись рядышком на тележку.
— Будешь давать ей по чашке настоящего кофе каждый раз после приема пищи, — сказал Тони. — После каждого, не забудь! Это должно помочь ей хотя бы в чисто психологическом плане. Господи! Хотел бы я знать, чем еще ей помочь?! То лекарство, что ты привез от Беноуэя, не дало никакого эффекта. Прости, приятель, что гонял тебя понапрасну.
— Не надо извиняться, док. Я и сам знал, что шансов немного, но я парень крепкий и люблю прошвырнуться по пустыне.
— Это уж точно! — усмехнулся Тони. — Тебе надо было родиться лет на сорок раньше, в эпоху первопоселенцев и вольных изыскателей.
— Ну зачем вы так, доктор?! Мне и в колонии очень нравится. «Еще бы тебе не нравилось! — мрачно подумал Хеллман. — Ты в восторге от всего, что находится на Марсе или как-то с ним связано. А вот как тебе понравится, если я расскажу, что твоя жена только что пыталась покончить жизнь самоубийством, лишь бы не разлучать, тебя с твоим любимым Марсом? Нет, не буду я ничего говорить! Меньше знаешь — крепче спишь».
— Как вы считаете, док, придется нам уходить отсюда? — Напряжение в голосе Хенка выдавало его отнюдь не праздный интерес к заданному вопросу.
Тони осторожно покосился на молодого Редклиффа.
— Пока обстоятельства складываются не в нашу пользу, — мягко сказал он, но у нас в запасе еще целых три недели, так что не вешай нос, Хенк. Всякое может случиться за этот срок, а надежда, как известно, умирает последней.
Хеллман похлопал парня по плечу, но, когда он уходил, тот продолжал сидеть неподвижно с выражением муки и отчаяния на застывшем лице.
Джоан Редклифф хотела умереть, но инъекция адреналина сыграла со смертью злую шутку. Санни Кендро хотел жить, но по странной иронии судьбы никак не мог научиться сосать материнскую грудь. Здоровый, крепкий малыш, у которого почему-то оказался заторможен основной — сосательный — рефлекс.
Санни лежал в своей колыбельке. Он не плакал, похоже, не хотел спать, отлично держал головку. Последний факт можно было отнести на счет низкой силы тяжести, но та же Лоретта Берген до сих пор не умела этого делать. Розовое тельце Санни прямо-таки лучилось здоровьем, он определенно был голоден — и в то же время начинал задыхаться и отрыгивать всякий раз, когда его подносили к груди. Долго такого выдержать не смог бы даже самый крепкий организм, как не может функционировать без подзарядки самая надежная механическая система.
