Нет, конечно, Рауля привело не только сочувствие.
Нужно было выяснить – куда летела группа Блэки. Зачем. Что они планировали. Клео говорил о важности этих сведений, – и Рауль был вынужден с ним согласиться. Конечно, проще всего было подсадить Радалу детектор и, не спрашивая согласия, снять с него считку. Но ведь заметит и поймет.
Клео настаивал. Нет, сказал Рауль. Это не та ситуация, когда допустимо насилие. Мальчишка ни в чем не виноват. Нельзя так обращаться с ним. Согласится сам – тогда снимем считку. Нет – значит, нет.
И вот теперь Радал сидел на пушистом ковре у оконной стены и смотрел вниз, на стены зданий, в которых отражалось закатное солнце.
– Отпустите меня, – проговорил он. Повернулся к Раулю – глаза у него были воспаленные, наверное, снова плакал тайком. – Вы же выяснили про меня все, что хотели. Зачем я вам теперь.
Рауль опустился рядом с ним на ковер.
– Радал, пойми. Тебе нельзя домой.
– Почему?
В голосе мальчишки впервые явственно прорезалась тоска.
– Потому что это для тебя – смерть. Монада, к которой ты принадлежал, погибла, ты теперь сам по себе. Тебя увидят как «грязь», понимаешь? Стоит тебе попасть в зону влияния Блэки – и все. Ты погибнешь.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Радал.
– Мне объяснили Сэфес.
– Это которые рыжий и черный? – вскинулся Радал – аж глаза вспыхнули неприязнью. – Врут они, ваши Сэфес!
– Ну, зачем им врать, – улыбнулся Рауль, – подумай сам? Они вообще не умеют обманывать.
У Радала задрожал голос:
– Не знаю. Не знаю. Это они всех наших убили, хотя мы им ничего не делали. Не может быть, что грязь – это люди. А даже если и так. Я тем более должен вернуться, чтобы все объяснить!
– Ты не успеешь объяснить, пойми, – терпеливо сказал Рауль. – Даже если мы сами разыщем ваших взрослых, разыщем их физически и расскажем – они не поверят.
– Я и сам не верю, – буркнул Радал.
– Ну, вот видишь. А там, у тебя дома, было похоже на нашу планету – или что-то другое?
– Другое. Совсем, – нехотя ответил Радал.
– Вы ведь с сестрой жили?
Лицо Радала скривилось, он отвернулся, и «да» получилось почти что неслышным.
– Прости, – поспешно сказал Рауль. Он включил голографический декор, и рядом с ними, за стеклом, казалось, руку протяни! – возникло поле белых цветов. Облака до горизонта, солнце, лес вдали…
– Не надо, выключи, – попросил блэки.
– Почему? – удивился Рауль. – Тебе же неприятно видеть наш город.
– А какой смысл, если на это поле все равно не войти?
– И то правда, – согласился Рауль. – Здесь есть настоящий сад – на верхнем ярусе башни. Ты сходи туда, не сиди здесь безвылазно.
Радал ничего не ответил. Рауль осторожно коснулся его плеча.
– Радал, послушай. Ты позволишь снять с тебя считку? Считку памяти?
– Зачем?
– Пойми, это важно. Чем больше мы будем знать о таких, как ты, тем больше у нас шанс понять друг друга.
Слова оставались словами, но Рауль-то знал – Сэфес даже не надеются на поиск взаимопонимания с Блэки.
– А ты не дашь ее этим… Сэфес?
– Придется дать, – вздохнул Рауль, – не стану врать.
– Тогда я не хочу, – сказал Радал. – Вы и так во мне уже столько дней копаетесь. Ты говоришь, а сам себе не веришь. Они хотят знать, не чтобы разобраться. Они же хотят нас просто уничтожить. Как этот… Рыжий. Как они тогда… еще на корабле. Как будто я пень был непонимающий.
Рауль разочарованно поморщился и выключил голограмму – цветочное поле исчезло, сменившись привычным видом на город.
– Радал, у Лина с Пятым во время реакции Блэки столько друзей погибло. Ты сам бы смог иначе?
– Не сравнивай! Мы не знали, что грязь – это люди! А они знают все, и все равно хотят всех убить! А вы держите меня здесь, чтобы я не мог никому рассказать.
– Послушай, Радал. Даже если бы я хотел вернуть тебя домой – мне не позволят это сделать. Сами Сэфес не позволят. Я знаю, тебе трудно здесь, но потерпи еще немного, скоро пойдет большой лайнер на Терру – там ты отвлечешься, тебе станет легче. Хочешь жить у этого поля с цветами? Все настоящее, ты сможешь там поселиться.
Радал прислонился лбом к стеклу окна. Солнце уже почти село, в небе зажглись первые звезды – тусклые по сравнению с пылающим огнями городом.
– Здесь хотя бы ты есть, – сказал он. – А там и тебя не будет.
– А ты хочешь меня видеть? – искренне удивился Рауль.
– Ну, – неуверенно сказал Радал, – ты, понимаешь… Как бы это сказать… Ты похож на нашего… А больше здесь никого такого нет.
Рауль усмехнулся поневоле. Вот оно даже как.
– Мы все равно не сможем часто видеться, – сказал он. – Я же занят постоянно. А говорить можно и по связи. Зато там природа, леса, реки. У тебя на родине ведь есть лес?
– Есть. И река есть. Мы в ней купались часто.
– Вот видишь. И там у тебя тоже друзья появятся. Я не утешаю тебя, Радал, но время все лечит.
– Тебе легко говорить. Тебя бы так.
Рауль промолчал.
– Ладно, – сказал он, наконец. – Я знаю, что ты сегодня весь день провел в лабораториях Клео. И знаю, что приятного в этом было немного. Обследования закончились, больше в тебе никто не будет копаться. Ложись-ка спать. И постарайся больше не избегать остальных. У тебя вся жизнь впереди, не стоит хоронить себя заживо. Хорошо?
Радал с сомнением посмотрел на Рауля. Потом поднялся и кивнул.
– Похоронить я себя не позволю. И не надейся.
В своей комнате, оставшись в одиночестве, мальчик снова подошел к окну и посмотрел на незнакомый город внизу. Свой-чужой. То, что надо. А видеться можно и нечасто, какая разница?
Он поднял глаза и посмотрел на блеклые точки звезд, мучнистой пылью рассыпанных над куполом, закрывающим город.
На самом краю его сознания мелькнула и тут же исчезла едва заметная белая тень.
Но в этот раз Радал ее просто не заметил.
***
Полуразрушенный дом на морском берегу. Катер на площадке за домом. Ровный шум моря, еле слышный летний ветер, в вечернем небе над головой перышки облаков.
В эту комнату они никого не пускали. Вообще никого. Да и не знал, наверное, никто, что она существует, эта комната.
Вернее, не комната, а маленький домашний храм.
Алтарь со скромным иконостасом, иконы для которого Пятый собирал вторую сотню лет, две стеклянные лампады, которые Лин очень давно сделал сам. Молитвослов на подставке.
Пусть лучше никто не знает об этом, на самом деле. Кто они, в конце концов, такие, чтобы навязывать кому-то свою веру?..
Свечи тут горели всегда, сдвоенные свечи, медового теплого цвета. Два столбика, каждый с фитилем, сведенные в один, где фитили переплетаются и тоже становятся одним. Единственное отступление от канона.
