Оказалось, что за слушанием теоретических разглагольствований солнецеподобного типа по имени Ник я совершенно утратил всякое представление о времени!.. Я скомандовал окну убрать тонировку стекол и ошарашенно уставился на вид улиц, погружающихся в сумерки. Нет, все-таки часы не врали, и действительно было уже очень поздно…
А где же моя Кристина? Где эта ветреная девица, не сдерживающая своих обещаний?
И тут меня посетил самый настоящий озноб.
Я вспомнил про то, что в городе орудует неуловимый садист-потрошитель, который специализируется на жертвах женского пола.
А еще я вспомнил, что забыл спросить у Кристины в ходе последнего разговора с ней, у какой из своих подружек она находится.
Трясущимися руками я выхватил из кармана пульт голосвязи…
Ночь была бесконечной. Но пока она длилась, в душе моей теплилась слабая надежда, что я напрасно пугаю сам себя вымышленными ужасами, что вот-вот скрипнет открываемая дверь, и знакомый тонкий голосок спросит меня с нарочитым удивлением: “Пап, а ты почему не спишь?” — или раздастся сигнал вызова на связь, и я услышу душераздирающую историю о том, что подружка живет в другом городе, а у них там ужас как плохо обстоит дело с транспортом, и что последний аэр взлетел прямо из-под носа, вследствие чего пришлось добираться магнитопоездом, а он в пути встал по неизвестной причине, а его магнитные поля нейтрализуют голосвязь, а видеофон я забыла взять — и так далее, семь верст до небес, и всё лесом!..
Но время шло, а ничего подобного не происходило. Я обзвонил всех тех подруг дочери, которых знал, и даже тех, которых не знал, но которые значились в памяти Кристининого комп-нота — но все только пожимали плечиками и заявляли, что последний раз общались с моей дочкой в лицее. Я позвонил в морги, полицию, приемные отделения больниц и клиник и даже почему-то в городское бюро находок, будто кто-то мог бы доставить туда мою дочь, как потерянный зонтик…
Всё было без толку. Девочек с приметами Кристины нигде не было.
А перед рассветом всё кончилось.
* * *
Темно. Так темно вокруг, что ничего и никого не разобрать. Только смутные очертания силуэтов. И голоса, смысл слов которых долетает так медленно до сознания, будто те, кому эти голоса принадлежат, находятся где-нибудь в районе Сириуса…
— Вы — Теодор Драговский?.. Пройдите к телу… Пропустите его… Вам придется опознать погибшую… Вам известны какие-нибудь особые приметы на теле вашей дочери?..
Болваны, что они такое несут?!.. Как я могу не знать тела своей дочери, если с двухнедельного возраста почти до самой школы ежедневно купал ее?!.. Если я менял ей пеленки, когда она была грудной, и ходил с ней к врачу, когда ее прихватывал диатез?.. Если она настолько не стеснялась меня, что могла разгуливать по квартире голышом и мне приходилось даже обвинять ее в эксгибиционизме, хотя на самом деле никакой извращенности в ее поведении не было, просто она была по-детски чистой и доверчивой!..
БОЖЕ, КАК ИЗУРОДОВАНО ЕЕ ЛИЦО! Теперь понятно, почему люди с далекими голосами просят меня опознать девочку по приметам на теле…
— Это она.
— Вы уверены?.. Не торопитесь, уважаемый Драговский… Ребята, сделайте свет ярче!.. Вы уверены, что тело погибшей принадлежит вашей дочери Кристине?
“Не торопитесь”!.. Неужели эти идиоты не понимают, что каждая секунда, проведенная возле окровавленного обрубка, изрезанного не то медицинским скальпелем, не то бритвой, не то кинжалом с лазерной заточкой, для меня равносильна вечности?!..
— Да, я уверен в этом… Вот здесь у нее была родинка в виде капли… а там — родимое пятно размером с пятиюмовую монетку… Всё сходится…
— Подпишите протокол… Здесь и здесь… Вы свободны… В случае необходимости вас вызовут в Инвестигацию… Если дойдет дело до суда, вас привлекут в качестве свидетеля…
“Если дойдет дело до суда”… Похоже, они и сами не верят, что когда-нибудь им удастся поймать мерзавца, кромсающего детские тела остро заточенными инструментами. И правильно делают… До суда дело действительно не дойдет. Потому что я знаю, как остановить маньяка…
Я дошел на подгибающихся ногах до своего турбокара и, наверное, минут пять не мог открыть боковой люк. На этот раз не потому, что снова заело замок — люк был вообще не заперт… Просто руки мои отказывались слушаться.
Наконец я рухнул на сиденье и прикрыл глаза. Вокруг раздавались невнятные голоса, с низко висящих джамперов сверкали лучи прожекторов, разноцветными вспышками озаряли тьму мигалки полицейских машин, суетились какие-то люди, обвешанные голокамерами и проводами… Репортеры. Только их мне для полного счастья сейчас и не хватало!..
Надо уезжать отсюда.
Все равно я уже ничем не смогу помочь ей.
Все равно я уже ей сейчас не нужен…
Чей-то голос совсем рядом:
— Вы уверены, что сможете вести машину? Как вы себя чувствуете?
— Я в порядке, — машинально ответил я прежде, чем наглухо закрыться, как улитка в панцире, в турбокаре.
Кто-то из полицейских стал таким заботливым? Или пытается втереться в мое доверие репортер?..
Ну , ты даешь, Теодор, совсем с ума сошел! Это же бортовой комп беспокоится, измерив чуткими датчиками твою частоту дыхания, ритм сердечных биений и потовыделение!.. Наверняка ты сбиваешь его с толку своими данными: всё, как у пьяного, а паров алкоголя нет…
Глупая машина, ей и невдомек, что ее хозяину может быть плохо даже тогда, когда он трезв и здоров!..
Я отъехал буквально на пару километров, потом притер турбокар к обочину и ткнулся своей многострадальной, ничего не соображающей и отказывающейся мыслить разумно головой в штурвал. По всем правилам, мне следовало заплакать, но я почему-то был не в состоянии дать волю слезам…
По версии полиции, Он напал на нее, как дикий зверь, из засады. Никто не знает, сколько времени Он поджидал, спрятавшись за скамейкой Центрального парка, свою жертву…
Почему Он выбрал именно мою Кристинку, ну почему?!..
В городе десятки других неплохих мест для засады — тех же садов, парков, скверов… Но Он пришел именно в этот сквер.
В городе десятки, если не сотни тысяч девчонок такого возраста, как Кристина, но Он почему-то выбрал именно ее…
И после этого кто-то будет утверждать, что выбор этого убийцы был продиктован чистой случайностью?!..
Кто-то — возможно, но только не я.
Потому что теперь я уверен: это было не просто очередное преступление Злого Невидимки. Это был удар, направленный в меня. Это была месть кого-то из тех, кого я пытался перевоспитать, но так и не сумел сделать этого…
Кто-то из моих бывших “подопечных” очень хотел причинить боль “эдукатору Теодору”.