На лице Джона, сидевшего за штурвалом танка, читалось нескрываемое блаженство.
— Давно не ездил на нормальной земной технике! — Он сказал это так, словно только что вывел машину из собственного конструкторского бюро.
Один Олег сидел мрачный, ему не нравилась всеобщая эйфория. Слишком хорошо он знал, что по сравнению с той мощью, которая ждала их в центре каньона, эта самая могучая земная машина вполне могла оказаться обыкновенной игрушкой.
Ложное чувство безопасности, возникшее у них внутри наглухо закрытой коробки кабины, ему тоже не нравилось, потому что ослабляло постоянную готовность встретить лицом к лицу неожиданную опасность.
Он ни словом не обмолвился о своих сомнениях, чтобы не портить спутникам праздничное настроение, в общем-то, вполне оправданное. После стольких опасностей, после нескольких дней каторжного труда, они наконец стремительно приближались к цели.
Курсограф вычерчивал на электронном планшете зеленую линию маршрута, и, едва взглянув на нее, Олег определил, что до озера оставалось всего километров двадцать. Если ничего не случится, уже к полудню они будут у цели.
— А куда подевался Крипе? — спросил Глен, с недоумением оглядываясь, словно только теперь заметил, что их в кабине трое. — Он все время вертелся рядом, когда мы собирались, а потом внезапно исчез.
— В самом деле, — заинтересовался Олег, — он же не мог уйти, не простившись с тобой.
— Да здесь он. Никуда не делся, сидит в грузовом отсеке. — Джон ухмыльнулся, и от этой усмешки борода его разделилась на две части.
— То есть ты хочешь сказать, что взял с собой аборигена, даже не предупредив нас об этом? — В голосе Олега неожиданно зазвенел металл.
— А что здесь такого, он все время собирался отправиться с нами. Его старейшины специально для этого отрядили.
— Договор был о том, что он проводит нас до корабля. Не знаю, какие порядки были на «Дейнебе», но в моей команде не принято брать с собой посторонних, не посоветовавшись с остальными членами группы.
— В твоей команде, может, и не принято, но сейчас ты на моей машине, и здесь я устанавливаю порядки. — Борода Джона вновь раскололась надвое, и Олег почувствовал, как в нем поднимается холодная ярость.
Он хотел было сдержать себя усилием воли, но подумал, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, почему бы и не сейчас?
Если он промолчит, Джон вряд ли поймет его правильно и дальнейшие поступки механика «Дейнеба» полностью выйдут из-под контроля. Им только лидера с надломленной психикой здесь не хватало!
— Останови машину!
На секунду в глазах Джона мелькнуло настоящее удивление.
— Это еще зачем? Здесь не Бродвей для прогулок.
— А я вот собрался прогуляться с тобой вместе. Думаю, настала пора нам поговорить наедине.
Джон снова, теперь уже неуверенно, усмехнулся. Однако возражать не стал и нажал на тормоз.
На это Олег и рассчитывал. На то, что мужское самолюбие не позволит Джону игнорировать явный вызов, брошенный ему в присутствии третьего человека Он, правда, не совсем ясно представлял, что будет делать после того, как они выйдут из машины. Но прекрасно понимал — в той сложной обстановке, в которой они сейчас находились, у группы может быть только один лидер.
Он должен быть уверен в том, что если наступит момент, когда ему придется отдать срочный приказ, никто не станет его обсуждать. Слишком хорошо Олег знал, что те группы, в которых позволялось обсуждать приказ командира, никогда не возвращались с заданий. Джон не был его подчиненным, и это значительно осложняло его задачу. Еще больше ее осложнял уход флота. Джон имел все основания не считать себя больше причастным к военной машине федералов.
Но вот они выбрались по тяжелому, метровой толщины пандусу наружу.
Корабля за низкой грядой холмов уже не было видно, и ветер, уныло завывая в эмиттерах танка, время от времени приносил с собой от центра кратера густые тучи пепла.
— Что ты собирался сказать мне такое, ради чего пришлось останавливать машину?
— Все очень просто, Джон. Мы сейчас не на Земле, но здесь каждый из нас очутился, выполняя свою часть задания. Ты механик боевого крейсера, я сотрудник военной разведки Вопрос в том, собираешься ли ты войти в нашу группу или предпочитаешь действовать самостоятельно?
— Какая группа? Какое задание? О каком задании ты можешь говорить сейчас, когда они бросили нас здесь на произвол судьбы, флот ушел, что тебе еще надо?
— Оттого, что один конкретный человек оказался сволочью, мы не перестали быть людьми. И Остран все равно остался Остраном. То, что происходит здесь, намного важнее наших личных амбиций. Так что ты должен сейчас решить, идешь с нами или нет.
— Ну предположим, я выбираю самостоятельность, что тогда? Вы вылезете из машины?
— Вылезем, если потребуется. Во всяком случае, я не позволю тебе рисковать нашими жизнями до тех пор, пока мы остаемся в одной упряжке
— Из-за чего весь этот шум? Из-за того, что я взял с собой Крипса?
— Не из-за самого Крипса, а из-за того, что ты сделал это, не посоветовавшись. Может быть, завтра ты сделаешь еще что-нибудь такое, что покажется тебе несущественным, но на самом деле от этого будет зависеть наша жизнь. Здесь все новое для нас. Весь этот мир чужой. Каждый из нас может ошибиться. Именно поэтому любое решение тебе придется согласовывать со мной.
— Почему с тобой, а не с Гленом, например?
— Потому, что не Глен, а я командир нашей группы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и я должен выполнять твои приказы?
— Только если в этом возникнет необходимость. Я не люблю отдавать приказы.
— А ты случайно не забыл, что я не твой подчиненный, и все, что находится на «Дейнебе», в том числе и этот танк, принадлежит мне?
— Вообще-то ты не прав. Хотя бы потому, что все, что находится на «Дейнебе», так же как и сам «Дейнеб», принадлежит нам всем. Всем землянам. Может, ты забыл, что мы, и ты в том числе, здесь чужие, или ты снова хочешь остаться один среди аборигенов?
Джон ничего не ответил, его напряженный взгляд ушел в сторону, уперся во что-то, видимо, неожиданное, и разговор мгновенно потерял для него всякое значение.
— Что там?
— Этот столб между холмами. Он появился совсем недавно. До того, как мы остановились, я проверял направление — горизонт был абсолютно чист. Теперь там вырос этот столб.
— Так давай пойдем и посмотрим.
Двадцатиметровое сигарообразное тело управляемой ракетной бомбы ушло в землю почти наполовину. По привычке Олег называл поверхность Острана землей. Почва еще дымилась, корпус ракеты раскололся от удара, и из трещины на землю сыпался какой-то сероватый порошок.
