Шофёр. Назад в СССР. Том 2
Глава 1
— Итак, товарищи, — Николай Иванович Егоров, член ревизионной комиссии, услышал чей-то уверенный молодой голос, обернулся на звук, — у меня для вас важное, по поводу Белки, заявление! Прошу слушать и внимать!
Николай Иванович очень удивился такой дерзости. Ведь всего мгновение назад он вздрогнул от резкого свиста, что издал этот забравшийся в кузов своей машины молодой мужчина.
— Вот, зараза, — забубнил заведующий гаражом Михаил Федотович Штанько, — шило в одном месте!
Николай Иванович, посмотрел на завгара удивленно. Неужели этот парень и раньше отличался такой активностью?
Вместе с Николаем удивились и Анатолий Сергеевич, еще один член комиссии, а также Марья Александровна — молодая девушка, что выполняла в комиссии больше технические, секретарские обязанности. Удивление прямо-таки горело на их лицах.
— Нет-нет, — остановил Николай Иванович рассерженного завгара, — я хочу послушать, что говорит этот гражданин, — очень вежливо сказал Николай Иванович.
— Да чего он тут может рассказать⁈ — Удивился завгар, — глупости всякие и ничего боле!
— Ну вы же коммунист, — нахмурился Егоров, — член первичной организации. И что же, не хотите знать, что же на уме у ваших молодых шоферов, раз они решаются на такие публичные выступления?
— Ну… я… — Замялся завгар, — незнаю…
— Да не нервничайте вы так, Михаил Федотыч, — улыбнулся Егоров, — это же очень интересно.
— Интересно то оно интересно, — втянув голову в плечи, сказал Федотыч, — да только… ну да ладно.
— Неужто вы переживаете, что он выдаст какие-то ваши организационные просчеты, как руководителя гаража?
— Да не-не! — Торопливо замахал руками завгар, — ничего такого не думаю!
— Ну тогда, давайте подойдем поближе, послушаем, чего же он захочет нам рассказать. Как, кстати, его фамилия?
* * *
— Зовут меня Игорем Семенычем Землицыным! — Крикнул я, — я знаю, что не все тут, в гараже, знают меня лично. Однако, такое чувство, будто все знают, что езжу я на этой, — я указал себе под ноги, — машине. На Белке. На той машине, что многие из вас считают порченной!
— Да чего ты тут, Лениным себя возомнил? — Крикнул кто-то из толпы.
— Чего ты нам чешешь? Слышали мы уж Васьки Ломова оправдания! Машины напугался, так сдай назад! А нас не задерживай!
— У нас работа!
— Ежели ни я! — Крикунл я, — кто ж еще вам мозги вправит?
— Эх! Нашелся!
— Да ну!
— Вот значит как, — раздался другой громкий голос, — значит, нужно вам, дорогие товарищи шоферы, мозги вправлять?
Я перевел взгляд на обладателя этого голоса. То выступал высокий мужчина в пиджаке и при галстуке. Один из той самой ревизионной комиссии. Шел он к собравшейся вокруг машине толпы шоферов и был не один. Вместе с ним шли и другие члены комиссии. Федотыч, с очень недовольным раскрасневшимся лицом шагал рядом с высоким, почти на полторы головы выше него мужчиной. Тем, кто ответил мне.
— Меня зовут, — начал мужчина, — Николай Иванович Егоров. Я член общего собрания колхоза Новатор, как и вы все. Заседаю, также, в райкоме партии, на должности члена бюро райкома. Состою в ревизионной комиссии. И очень мне интересно стало послушать, зачем вам, дорогие товарищи, нужно вправлять мозги?
Шоферы вокруг зашептались. Я увидел в толпе смущенные лица. Выходит, стесняетесь перед коммунистом, что верите в суеверия? Ну, постесняйтесь, постесняйтесь. Может, поможет вам это смущение.
Когда мужчина закончил, я окинул взглядом не его одного, как до этого, а всю публику. Громко заговорил:
— Как и вы, слышал я историю про Белку. Слышал про те загадочные смерти шоферов, которых, как вы считаете, забрала с собой эта машина. Трое их было. И после того, считается у вас, товарищи, что эта машина порченная. Навроде как после товарища Фадина, никого она к себе не подпускает.
— Оно и верно! — Крикнул кто-то, — даже комсомолец, Вася Ломов с нее сбежал! А все потому, что несчастья у него начались в жизни, как только за руль еёшный сел! Факт!
— Факт не факт, — рассмеялся я, — да только не от того он Белку бросил, что решил, будто грозит она ему невезением, — я нашел в толпе Васю. Лицо его было обеспокоенным. Он мялся в нерешительности, — а потому что вы его, дорогие товарищи, застращали. И даже не его, а его молодую невесту, которая чуть было не бросила Василия!
Все вокруг загалдели. В толпе шоферов поднялся шум.
— Ну? Вася? Разве не так было? — Спросил я.
— Так оно все и было! — Решился Вася, — только так! Потому как общественное я порицание получил! Ни с того ни с сего!
Все шоферы вокруг притихли.
— Так вот! О чем я и говорю! — Крикнул я, — А теперь, скажу я вам вот что! Вы — самый суеверный коллектив, что я встречал! В армии, когда на службе точно так же, крутил я руль грузового автомобиля, никогда промеж нами такого не встречалось. А машины там ходили разные: и новые, и те, что еще Великую Отечественную застали. Иные не одного водителя сменили. И не все те водители вышли из-за руля живыми. Так у нас сроду таких глупостей не было!
— А чего ж ты так взбеленился, — крикнул кто-то, — ну коль не веришь, так и сидел бы, помалкивал! А раз прыгнул в кузов! Раз выступаешь тут, перед нами, так, видать, сам переживаешь! Убедить себя пытаесся, что все с этой порченой машиной хорошо!
— Ах вот как, — рассмеялся я, — а кто это там у нас говорит-то? А? А ну, выйди поближе!
Среди мужиков вышел вперед Иван Колиненок. Посмотрел на меня строго. Потеребил свой вислый ус.
— Иван Евгенич, — крикнул я, — так и знал, что это ты мне тут рассказываешь.
— Нашел кого учить, молодой, — надул он ноздри большого носа, — видал я уж не раз, как в машинах, где покойники бывали, потом и другие люди умирали. Как в авариях потом гибли!
— Видал-то видал, — сказал я, — только вот «после» не значит «из-за».
Чего? — Не понял он
— Это я вот к чему! — Продолжил я, — Все помнят, что Павел Довыдов был первым белковским водителем.
— И дружили мы с ним крепко, — выпятил грудь Калиненок.
— Тогда, Иван Евгенич, — посмотрел я на него, — вам внимательней других слушать надо. Чтобы понять. Так вот. Умер в кабине Белки Давыдов. А после него и Островнов преставился. По вашему мнению, это почему произошло?
— Потому как Белка никого, кроме дядьки Пашки не приемлет! — Решился кто-то.
— А то ж!
— Верно!
Кричали немногие. Знал я, что большинство шоферов стеснялись открыто говорить о том, что верят в такие суеверные вещи. Но были из них и убежденные.
— То есть, Остравнов и другие, умерли в машине потому, — Начал я, — что умер в белкиной кабине Давыдов?
Шоферы пороптали.
— Ну да! — Крикнул кто-то.
— Получается так!
— А вот это и значит, «после» — Заключил я.
Все Шоферы снова загомонили. Послышались насмешливые возгласы, но уже не очень уверенные.
— А я же говорю, что не значит это ничего. Что все шоферы в белке умерли не потому, что Давыдов своей смертью ее испортил. А по другим причинам.
— Это по каким же?
— Да! Почему, по-твоему, умерли⁈
— В чем же тут дело⁈ Просвети нас, хе-хе, просветитель!
— А вот и просвещу, — усмехнулся я, — потому это так произошло, что были все эти шоферы возрастные. Опытные. Именно опытным шоферам наш завгар привык новые машины давать. Не так, что ли? Скажи, дядь Миш? На новых Камазах у тебя кто ездит?
— Федот Малинин, — растерянно заговорил завгар. Принялся озираться по сторонам, — И Андрей Панькин.
— И оба мужики под пятьдесят. Опытные, но еще крепкие. Так и тут было, с Белкой.
— Ну да, — пожал плечами завгар, — так надежней получается!
— Вот только у опыта есть и другая сторона, — сказал я, — сложнее тяжелые нагрузки переносить. Вот возрастные шоферы и не перенесли. Не выдержали ихние моторы.
— Что правда то правда, — раздался низкий мужской голос. Это вышел из толпы Федот Малинин. Высокий и крепкий, но лысоватый мужик с большими, словно медвежьими руками, — на прошлой уборке, стыдно признаться, поплохело мне на камазу. Особенно когда всю ночь возил ячмень на элеватор.
