Совок-9
Глава 1
— Ты, гражданин Алёша Мордухаевич, никакой не еврей! — раздраженно ответил я на подлые и беспочвенные обвинения меня в антисемитизме, — Ты просто Иуда! Евреи народ достойный и богом отмеченный. Ему твои мелко-крысиные повадки чужды, масштаб не тот! Короче, не наш ты, Алёша!
Переодеться условно задержанному в порядке сто двадцать второй статьи УПК РСФСР гражданину Вязовскину, несмотря на его истерическую заторможенность, я всё же позволил. И теперь мы с ним, не нарушая ПДД и скоростной режим, ехали в Октябрьский РОВД. Пользуясь трусливым замешательством бздуна, колоть его я начал прямо в пути. Не то, чтобы я был неуверен в собственных силах. И не смог бы ему по новой создать паническую духоту в своём кабинете. Просто мне хотелось произнести самые крамольные речи в машине, а не в своём служебном помещении. Которое вполне может быть напичкано звукоснимающей аппаратурой всех разведок мира. В том смысле, что либо КГБ или МВД. И мне никак не блазнило навешивать на себя дополнительных дохлых кошек. К тем, что уже висели на мне тяжелой гирляндой.
— За что вы так на меня обозлились, Сергей Егорович? — заунывно гнусил справа профессиональный книголюб-затейник, губы которого криво шевелились, как бройлерные опарыши, — Я ведь ничего плохого не сделал! Я просто живу и честно работаю. Каждый месяц, между прочим, по приговору выплачиваю двадцать процентов! В доход нашего советского государства от своей небольшой зарплаты!
В силу относительной младости своих лет, хитрожопый Алёша, очевидно, полагал, что, если он принадлежит к богоизбранному племени, то уже поэтому превосходит меня в интеллекте и хитрости. Наверное, оттого он и не понимал, что, практически всё, о чем он сейчас лихорадочно думает, отображается у него на бессовестном упитанном лице. Никак не хочет усвоить Алексей, что в силу, как объективных, так и субъективных жизненных обстоятельств, я в гораздо большей степени еврей, нежели он. Даже при том, что мой корень жизни, в отличие от его, не усечен согласно регламенту.
— Врёшь, мерзавец! — отбросив в сторону всю свою благовоспитанность, оборвал я лживого умника, — Мне от одного человека из вашей банды давно всё про вас известно! И ты, сука, в этом даже не сомневайся! Например, я знаю, что после смерти Водовозова, за старшего у вас теперь некто Шалаев. Николай Тихонович. Который главным технологом на вашей «ликёрке» числится. Так? И только посмей мне сейчас соврать, гадёныш!
Застывший от моего экспрессивного откровения Вязовскин, смотрел на меня, как смотрит кролик на решившего пообедать его ушами удава.
— Имей в виду, сучонок, если ты мне сейчас не выложишь всё, что знаешь про хищение спирта и про все прочие левые дела, то очень скоро ты об этом горько пожалеешь! Я тебя лично заведу в самую беспредельную хату ИВС! — наперекор приснопамятной соцзаконности продолжал низводить я Алексея, — А на «ликёрке» уже завтра утром все будут знать, что это ты мне слил Шалаева! Со всеми мелкими подробностями узнают, в этом ты можешь быть уверен! И вот тогда, Алёша, твою жопу, точно, порвут на лоскуты!
Это хорошо, что я пристегнул через верхнюю скобу оба запястья своего пассажира. С руками, задранными к потолку и там крепко зафиксированными, особо не побуянишь.
Может быть, именно поэтому Алексей Мордухаевич не выбросился на ходу из машины, а просто начал визжать от переполнявших его чувств. И елозить по сиденью жопой, тонко почуявшей скорое буйство противоестественных страстей. До РОВД было уже рукой подать и, чтобы мой собеседник успел выговориться, я решил сделать петлю вокруг квартала.
— Куда вы едете⁈ — еще больше и намного громче забеспокоился криминальный книголюб, вывернув голову в сторону райотдела, который мы только что проехали.
— Ты чего, придурок, визжишь, как резанный⁈ — тоже повысив голос, одёрнул я горлопана, — Чего ты драконишь меня? Хочешь, чтобы я на тебя в полный рост разозлился? Может, тебя прямо сейчас, без разговоров, в ИВС отвезти?
Спирто-кладовщик с жопошно-литературным уклоном заткнулся и, шмыгая носом, перестал дёргаться. Продолжая сопеть и всхлипывать, он принялся жалобить меня глазами. Видя, что Алексей созрел для конструктивного общения, я пошел на второй заход и принялся формулировать к нему свои вопросы.
— Ты сотрудничать со мной готов? — приостановился я за автобусной остановкой, включив аварийку, — Если готов, то я, так и быть, устрою тебя в одиночку. С окном на солнечную сторону. А через три дня, может быть, и вовсе выпущу под подписку! До суда, понятное дело.
— А почему сразу нельзя под подписку? — решился на вопрос Вязовскин, — Зачем меня в камеру сажать, если я всё расскажу? — начал он, как принято в нашей, посконно-еврейской среде, торговаться за немедленную свободу.
— Затем, что, если иначе, то грохнут тебя! — принялся я терпеливо объяснять объективную реальность происходящего. — Ты же, дебил, сам полчаса назад на складе при очкастом мужике визжал, что готов всё рассказать и даже дать любые показания! Любые!! А после этих твоих смелых заявлений, я завтра с утра всю вашу шоблу кошмарить начну! Как думаешь, кого они в своих бедах виноватым сочтут?
Склонивший голову утырок напряженно думал и метал косые взгляды в мою сторону. И делал это без какой-либо самой малой приязни к моей персоне.
— Если я вам всё расскажу, вы меня отпустите? — затянул по спирали свою прежнюю песнь бедовый Алёша, — У меня от ужасного тюремного запаха сердечный приступ случиться может. И у моей мамы тоже! — зачем-то приплёл он будущие страдания своей родительницы к сиюминутной реальности.
— Торг здесь неуместен! — очень кстати вспомнил я хрестоматийную книгу про мебель и про турецко-подданного ситуайена. — Надоел ты мне своими причитаниями! Решай, будешь говорить на интересующую меня тему или нет?
Дозревающий жулик-свидетель был уже готов развалиться до задницы, но всё еще никак не мог решиться на сделку со следствием. Надо было очень осторожно помочь Алексею сдать с потрохами подельников.
— Я тебе повторяю и делаю это в последний раз! В ИВС ты будешь в полной сохранности. Если, конечно, всё мне расскажешь. И, если, и только по этой причине, тебе повезёт попасть в одиночку. С моей помощью, повторяю, повезёт. И, заметь, в твоих же интересах, рассказать мне всё без утайки! Всё-всё-всё! До самой последней точки! Чтобы я мог надёжно засадить в чулан всех, кто захочет тебя изничтожить. Ты это, я надеюсь, хорошо понимаешь? Понимаешь, что сдать всех жуликов из вашей шайки, это твой единственный шанс выжить? Только при таком раскладе, Алексей, твой дымоход не будут уже этой ночью чистить всей камерой. И спать ты будешь на шконке, а не под ней.
Алёша затих и лишь его глаза, в которых читалась напряженная суета нечистых мыслей, выдавали его жуткую обеспокоенность за свою бесценную жизнь. И за не менее драгоценное седалище.
В течение получаса Алексей Мордухаевич по капле выдавливал из себя информацию. Как чеховского раба выдавливал. Всё то, что знал о воровских схемах безвременно почившего ребе всея «ликёрки» Водовозова. Того самого Якова Самуиловича, который своей смертью навлёк на склад и на своих криминальных соратников внеплановую инвентаризацию. А потом и уголовное дело. Которое нехороший человек Данилин, с какой-то непонятной радости, отписал несмышлёному мне.
Бывшего властителя всех спиртовых запасов предприятия Алёша поминал исключительно с уважительным придыханием. И, надо сказать, покойный того стоил. Схема хищений была конгениальна. Как миротворческое изобретение незабвенного Михаила Тимофеевича Калашникова. Насколько проста, настолько же и прибыльна.
Левую водку группа товарищей производила на гособорудовании и из государственного же спирта. Лишь изредко завозя на завод дополнительную стеклотару. Причем работали они, всегда используя продукт категории «Люкс» или «Экстра». Впоследствии, в конце каждого месяца пополняя израсходованный запас высококачественного сырья левыми поставками со спиртзавода. Но уже класса «сырец». За который оплата производилась наличкой из рук в руки.
