К чему снится Император? Часть 2
Глава 24
Польша всегда была источником для беспокойства. Этот католический край постоянно отличался заговорами, волнениями и восстаниями…
Государь уже в первый год своего царствования объявил о поэтапной амнистии для всех политических заключённых. В результате этого указа многие ярые противники Российской империи вернулись на родину. Александр не был глупым человеком и понимал, что рано или поздно вспыхнет бунт, но решил направить его исключительно в то русло, которое он считал верным. Необходимо было не тянуть с Царством Польским и тем самым создавать себе внутреннюю угрозу, а разобраться в этой проблеме раз и навсегда. Была осуществлена целая многоходовая комбинация: 1. были уравнены в правах все национальности и религии, 2. ликвидированы феодальные пережитки, 3. отпущены на волю оппозиционеры. Таким образом, внешне казалось, что полякам нет никакого смысла подниматься на восстание, так как их попросту никто не угнетает. Александр, правда, забрал часть территории Польши и передал под непосредственное владение России, но даже это было сделано под благовидным предлогом более качественного управления и необходимости соблюдения исторической справедливости в отношении древних границ страны. На тот момент не было каких-то сильных возмущений, так как внешне представлялось всё выглядящим обычным. Более того, император, казалось, шёл на большие уступки польской знати, выполняя почти все их устремления. Даже наместником в Польше по желанию местной стороны был поставлен князь М. Д. Горчаков, испытывающий к полякам огромную симпатию.
Националистическое движение в Польше вспыхнуло внезапно, когда либеральная власть на местах разрешила провести манифестации в память деятелей освободительного движения. В Варшаве наивно посчитали, что хождением по улицам с песнями всё и ограничится, но тут произошло совсем не то, что ожидали…
Пытаясь остановить начавшиеся беспорядки, Горчаков сделал ещё большие послабления для польской элиты, лидером которой выступал один из богатейших землевладельцев Александр Велепольский, продвигавший идею восстановления автономии Королевства Польского. Наместник привлёк его к управлению делами края. Однако ситуация тем временем продолжала лишь ухудшаться. Целые области переставали платить налоги, разными путями недовольные получали оружие, царская власть теряла остатки своего влияния. Интриговали и иностранные державы, прежде всего, Англия и Франция, тайно финансировавшие польских бунтовщиков. В результате Зимний дворец снял с должности престарелого Горчакова. На его место вызвался Константин. После решения крестьянского вопроса царский брат много думал о польских делах и часто беседовал о них с приближёнными. Тем временем сам образ жизни и характер его никак не переменились. Весьма примечательны в эти дни были его записи в дневнике: «Вечером у меня в кабинете для жены играли трио Бетховена. Прелесть, и весь вечер очень хорошо удался». «На большом параде, когда скакал после проезда государя, лошадь на скаку ударила задней ногой в мою ногу ниже икры. Не очень больно, но стало влажно. Обильное кровотечение». «Был утром с обыкновенным докладом у Саши». Валуев, хорошо узнав Константина, дал последнему такую характеристику: «Он умён, но исполнен странных противоречий, имеет опыт в делах и порою изумительно незрел, обнимает быстро, понимает тонко, а в некоторых вопросах почти по-детски наивен». Шувалов же считал, что Константин Николаевич стремился занять должность наместника в Варшаве, чтобы обрести самостоятельное положение и избавиться от роли «второго номера». Шеф жандармов также указывал на немаловажное значение его супруги Александры Иосифовны, женщины крайне энергичной и честолюбивой, желавшей свой двор и царство. Фрейлина императрицы Тютчева так отзывалась о жене Константина: «…она не умна, ещё менее образована и воспитана, но в её манерах и в её тоне есть весёлое, молодое изящество и добродушная распущенность, составляющие её прелесть…»
Уже в июне Константин Николаевич выехал в Варшаву…Польский вопрос в этот момент стал крайне острым и занимал умы многих. Дмитрий Милютин считал, что решать его жёсткими методами невозможно, предлагая играть на противоречиях элиты и крестьян. Противники военного министра тогда говорили, что он тем самым проталкивает своего брата Николая, занимавшего должность товарища (заместителя) министра внутренних дел, на место Валуева. Отношения двух этих чиновников стали довольно напряжёнными.
Государь принял младшего Милютина, но так желаемого последним назначения не дал. Александру не понравилась эта подковёрная борьба и, более того, он понял, что допустил ошибку, возвысив сразу двух братьев в силовом блоке. В результате Николай Милютин остался в столице, а в Польше стал руководить Константин.
Брат императора, будучи либералом по духу, начал действовать в этом же направлении на своём новом поприще. Став наместником, он поставил Велепольского во главе всей гражданской администрации. Был учреждён Государственный совет из поляков, а по губерниям устроены советы местного самоуправления. Суд, школы и церковные дела предполагалось также отдать в ведение польских министерств. Константин не учёл главного, — националисты-радикалы всегда будут считать уступчивость показателем слабости. Буквально спустя месяц работы на него произошло покушение. При очередном выходе из театра в Варшаве в Константина стреляли в упор. Пуля легко ранила в плечо.
В этот же день Константин Николаевич взволнованно записал в свой дневник: «Очередной день июня…Приём военных, духовенства и гражданских властей. С женой были в замке, осмотрели комнаты и залы. Требуют больших переделок. Перед обедом писал Саше. За обедом гости. Потом один в театр. Не слишком дурно. После второго акта хотел отправиться. Только сел в коляску, выходит из толпы человек, я думал, проситель. Но он приложил мне к груди в упор и выстрелил. Его тотчас схватили. Я бросился назад в театр, не зная, что я — убит или ранен. Оказалось, что пуля пробила пальто, сюртук, галстук, рубашку, ранила меня под ключицей, ушибла кость, но не сломала её, а тут же остановилась, перепутавшись на шнурке лорнетки (разновидность очков) с нитью от эполет (наплечника). Один Бог спас. Я тут же помолился. Какой-то доктор сделал мне первую перевязку. Телеграфировал Саше. Общее остервенение и ужас…В 11 часов в карете с сильным эскортом воротился в Бельведер. Сказал жене так, чтобы не было испуга. Дома другая повязка и лёг. Дрожь скоро прошла. Долго приходили разные донесения и ответный телеграф от Саши. Хорошо спал».
Преступником оказался подмастерье портного Людвиг Ярошинский, а организатором самого покушения — Игнатий Хмельницкий. Следствие выяснило, что намеревались стрелять днём раньше на станции, но убийца не решился это сделать при беременной жене наместника.
Сам Константин пребывал в полном шоке. Поначалу он испытывал иллюзии в отношении Варшавы и в какой-то степени переоценивал свою фигуру. Едва вступив на должность, он выпустил воззвание к полякам с призывом «трудиться сообща и в мире для счастья Польши». Через некоторое время наместник внезапно осознал, что всюду его окружает трудно скрываемая ненависть. Тем не менее он решил усердной работой и вниманием к простым полякам переломить данную ситуацию, но тут такое…Константин решился узнать позицию царственного брата, который уже сталкивался с открытым противодействием. В дневнике он записал следующее: «5 августа. За обедней с детьми в Лазенках. Остальной день дома. Ничего особенного. От Саши телеграф, чтобы вешать всех, без сомнения. Подписал смертный приговор Ярошинскому. Остальных наказывать не решился. Это ужасная вещь, и я никому не желаю чувствовать то, что у меня в сердце происходило…»
Польская оппозиция, почувствовав слабость наместника, подала ему письмо, подписанное тремястами представителями местной элиты. В нём содержалось требование не только независимости Польши, но и возврата всех её древних прав, вольностей и границ. Не решаясь идти на открытое противостояние, Константин просто проигнорировал данный документ. Как оказалось, выбор не делать ничего при наличии явной угрозы, может и должен привести к масштабной катастрофе.
