Глава 1
Тёмный и пыльный коридор. Ты идёшь по нему, приближаешься к витражной, нелепой двери в царстве запустения и мрака. Чувствуешь, что это ловушка, что заходить внутрь нельзя и останавливаешься.
Инстинкты не говорят, воют что тебя обманули. Что предали. Что ты должна бежать прочь, казнить изменников, искать вражеских соглядатаев.
Но ты остаёшься на месте.
Предательство невозможно – про старый особняк, где уже год скрывается она, сказали те, кто не солжёт и не отступит.
Ты оглядываешься на него – своего мужчину: твоё сердце, твою душу. Твою жизнь.
Даже тень мысли о том, что он может переметнуться, кощунственна и тошнотворна. Она воняет старой тобой, а ты помнишь, какой была и ненавидишь себя прошлую!
Но даже – даже! – если позволить себе тень тени греховной мысли, вы пришли сюда не вдвоём. Он – здесь, с тобой, а весь ближний круг – там, снаружи. Она не могла захватить всех и каждого. Ты знаешь, что она не всесильна, хоть и любит казаться такой. Хоть и называет себя богиней.
Древняя не так хорошо приноравливается к быстро меняющейся реальности, и в этом её слабость. Ещё недавно люди ездили на лошадях, теперь же всё заполонили автомобили, что пахнут кожей, маслом и бензином. Ещё вчера, казалось бы, в небо поднялся первый аэроплан, и вот, люди уже покоряют космос и готовятся лететь на вторую луну.
И новые изобретения помогают им охотиться, как никто из вас и не мечтал раньше.
Ты лично видела изображение её первого слуги - самого верного и старого раба проклятой. Он шёл в этот дом. А где он, там и она!
Но, быть может, изображение солгало?
- Нет ли ошибки? – говоришь ты.
Он подходит к тебе и глядит в глаза. Честно. Доверчиво.
Разве можно сомневаться в любимом? Ты не сомневаешься. Ты киваешь. Ты смотришь на дверную ручку. Ты идёшь вперёд и касаешься пальцами истёртой до зеркального блеска меди.
Вспышка разрывает голову на куски. Страшная боль пронзает тело.
Ты смотришь вниз и видишь окровавленный меч, торчащий из груди. Сигилы загораются на магическом оружии и складываются в слова, каких ты ещё не видала.
Ты пытаешься дёрнуться, но не можешь пошевелить и мизинцем – тело не слушается.
Всё это – ловушка, что уже захлопнулась.
Та наконец-то достала тебя, наконец-то отыскала брешь в броне, наконец-то отомстила отвергшей багряные дары и вечное блаженство.
И ты, при всей своей силе, не можешь сделать ничего.
Но больнее всего бьёт по тебе предательство того, кого любила.
Ты с трудом поворачиваешь голову и смотришь в глаза. Но в них не осталось ничего, кроме ненависти и презрения. Даже тени жалости не различаешь ты в бездонных голубых омутах, которые берегла больше жизни.
Всё кончено.
Ты проиграла…
***
Невыносимый голод вырвал измученную душу из сонных объятий, блаженствования в царстве кошмарных сновидений, вопиющих об ошибках минувшего.
С трудом разлепив гноящиеся глаза, она сползла с гнилого матраца и облачительствовалась в драный атласный плащ, отправившийся с нею по дороге без возврата. Перед тем, как разоткрывательствовать дверь, проверила обрез, пистолет и мачете – верных, настоящих слуг, что вместе с хозяйкой шли от одной победе к другой. От тела одного безобразного чудища к другому смрадному трупу.
Вздохнув и облизнув растресковательствованные губы, вышла наружу, на воздух, пронизанный затхлой болотной гнилью.
Она посмотрела на далёкую равнину, по которой бродили гиганты, не замечавшие букашечного копошительствования под ногами. Многорукие колоссы ходили взад и вперёд, по одним им ведомым тропам вот уже много лет.
Так было, когда она впервые очутилась в этом месте, когда, пылая праведным гневом, жаждала отмщения, когда тратила остатки сил, дабы выбраться на волю.
Те времена прошли, утекли подобно воде, струящейся меж пальцев.
Да, тогда она мечтательствовала. Способновала на поступок.
Наблюдательствование за гигантами прервал новый спазм, скрутивший тело. Голод, вечный спутник заточённой, вновь напоминал о себе.
Со вздохом она отвернулась от бескрайней равнины, ведущей казалось бы в никуда, но на самом деле лишь возвращательствовавшей жертву обратно, она развернулась и медленно двинулась к лесу.
Мёртвые голые деревья тянули сучковатые стволы ввысь, туда, где в багровых небесах висел огромный, пульсирующий глаз, высматривающий добычу.
«Не сегодня, - подумала она, - ещё не время, Глазик».
Лес пуст, лишён даже подобия добычи, а голод, этот вечный мучитель, этот судья и палач в одном лице, терзательствовавший её плоть и душу, повелевал идти вперёд, прочь от безопасного убежища.
Она не хотела уходить от дома и матраца. От грёз.
Будь её воля, не просыпалась бы вовсе, вот только не растерявшей почти всё могущество пытаться обмануть свою природу. Не получится, как ни мечтай!
Потеряв ещё несколько часов на
